Снова погрузилась в свои мысли. С утра мне передали телефон Катюхи Спасской, ныне Симоновой, моей школьной подруги, и я теперь терзалась: с одной стороны, дико хотелось позвонить, узнать, как сложилась жизнь, встретиться – мы всегда были похожи, смеялись и плакали над одними вещами. С другой, семь лет – такой срок, за который и родные могут стать чужими… боялась разочароваться, испортить воспоминания детства.
– Богуславская, вы пообедать успели? – скрипуче осведомился Эльсен, поглядывая на меня поверх газеты.
– Да, – на автомате ответила я и замерла. Он хмыкнул, что-то пробормотал себе под нос и снова уткнулся читать новости.
Я все-таки упорно докурила сигарету и вышла – так, чтобы это не походило на бегство. Эльсен болтать не станет, это точно, но как я попалась? Никакая из меня шифровальщица.
«Это точно. Помнишь, некто Кембритч подловил тебя на знании великосветского этикета?»
«Очень хорошо помню».
Нужно было начинать готовить операционную, но я все-таки зашла в раздевалку, взяла телефон и набрала Катькин номер.
– Дом Симоновых, – такое ощущение, что мужчина дежурил у телефона, потому что ответил мгновенно.
– Здравствуйте. – Я поколебалась. – Могу я поговорить с леди Симоновой?
– Леди не может сейчас отвечать на звонки, – величественным голосом дворецкого произнес мой собеседник.
– Я вам рекомендую подойти и спросить, не хочет ли она пообщаться со своей школьной подругой Мариной, – ледяным тоном посоветовала я. – Я подожду. Но недолго.
«Тренируешь властные нотки?»
«Уймись, а?»
В раздевалку зашла старшая сестра, глянула на меня и вышла. Нет, все-таки надо что-то делать с этой человеческой пугливостью. Я поковыряла наклейку, изображающую оскалившегося врача со скальпелем, которая висела на шкафчике медбрата Дубовника столько, сколько я себя помнила. Тут всегда почему-то царили полумрак и холод, окошко было маленьким, а лампочка – тусклой, и, когда я переодевалась после смены, всегда чувствовала себя посетительницей морга.
В трубке стояла тишина. Затем раздалось клацанье, и знакомый до невозможности голос радостно и как-то недоверчиво произнес:
– Марина? Марина? Это ты??
– Я, Кать. – Опять напала эта неловкость – из головы просто вылетело все, о чем можно поговорить.
– Маринка! Рудложка! Ушам своим не верю! – она так бурно радовалась, что я заулыбалась и почувствовала, как теплеет на душе. – Я думала, ты и не вспомнишь обо мне!
– Я всегда о тебе помнила, Катюш, – тепло сказала я. – Встретимся?
– Конечно, – она посерьезнела. – Только мне в присутственные места пока нельзя, Марин. И с визитами надо повременить. Симонов в конце августа умер, я в трауре.
Я не сразу сообразила, что она говорит о своем муже.
– Сочувствую, – пробормотала я неловко.
– Тут поздравлять надо, – жестко и будто с какой-то застаревшей усталостью произнесла моя подруга, и в этот момент я действительно почувствовала, что нас разделяет семь лет не самой простой истории. – Извини, Марин. Я тебе все расскажу. Приедешь ко мне? Давай сейчас, а? – Она воодушевилась, затем будто остановила себя. – Извини, – кто же тебя приучил постоянно извиняться, Кать? – я не подумала, что ты, наверное, очень занята во дворце. А я тебя зову к себе, будто мы все еще девчонки.
– Катюш, я работаю, – сообщила я, потому что голос у нее стал немного отстраненный и печальный, – работаю в поликлинике. Ты разве новости не смотрела?
– Да я с детьми постоянно, Марин, – откликнулась Спасская, – смотрю мультики. Новости не люблю… с той самой поры, как увидела, что с вами сделали. Я думала, вы сгорели.
В груди прыгнула и разошлась острыми иголочками по телу боль. Я перевела дыхание.
– Потом решила, у меня галлюцинации, когда тебя на свадьбе увидела. Только с другим лицом. Это ведь ты была?
– Я, Кать.
Интересно, как она поняла?
– Я уж посчитала, с ума схожу, – призналась Спасская. – А это все-таки ты. Все-таки побывала у меня на свадьбе. Как и планировали: я у тебя, ты у меня.
Я улыбнулась.
– Ну вот, я работаю, а после работы с удовольствием заеду к тебе.
– Я очень хочу тебя увидеть, Марин, – сказала моя школьная подруга. – На самом деле. Мне ведь совсем не с кем поговорить.
После работы я ушла через Зеркало домой – переодеться, – сообщила Васюте, что я еду к Катьке, со скрипом согласилась на охрану, но поехала на своей машине. На «Птенце». И через пятнадцать минут уже въезжала в ворота большого дома в Императорском переулке. Да-да, Катя, оказывается, жила почти по соседству с Кембритчем. Только у него был дом 3, а у нее 58. Далеко. Да, далеко.
Я специально объехала переулок и заехала с другого конца, чтобы не проезжать мимо.