Все-таки женщины любят воинов. Никуда не денешься, древний инстинкт, естественный, как сама природа, и такой же неумолимый.
В воздухе остро пахло разгоряченными мужчинами, потом, кровью, возбуждением и тягучим южным полднем.
Владыка Нории тоже наблюдал за боем, поглядывая на уже прошедших через поединок соплеменников: кто-то обтирал лицо и тело полотенцем, кто-то останавливал кровь из порезов, но ни один не ушел.
Чет прилетел с утра, бодрый, свежий, ворвался в зал, где Нории завтракал с гостями, одного соплеменника поддразнил, другого похлопал по плечу и, насмешливо щуря глаза, сказал, что хочет размяться и тому, кто выстоит против него более пяти минут, подарит прекрасный нож из своей коллекции. И что хватит набивать животы, потому что он не хочет драться с пузатыми неповоротливыми курицами.
«А если сможете пустить мне кровь, буду лично заниматься», – сообщил он и с вызовом оглядел тосковавших до этого драконов.
Глаза у слетевшихся из всех городов гостей засверкали, и в воздухе запахло хорошей мужской дракой.
Что же, всем на пользу пойдет встряхнуться. Бой, да с Мастером, да до крови, не только сблизит, но и уберет тоску, всколыхнет их сонное болото. Когда тебя загоняют до седьмого пота, не до терзаний. Будет и мужская злость, и стремление к победе.
И поэтому Нории кивнул в ответ на вопросительно поднятые брови друга и воина. И улыбнулся, показывая, что понял цель затеи.
– А как же ты? – громко поинтересовался Чет. – Примешь участие?
Владыка покачал головой – он давно уже научился не поддаваться на провокации.
– Мне нечего тебе доказывать, Чети-эн, – сказал он, и Мастер кивнул, пусть и с сожалением.
Но когда Владыка следил за боем, мышцы его подрагивали, тело просило драки. Двое вышедших против Четери продержались чуть более минуты и отступили, поклонились – на клинках воина-дракона снова была кровь, на спине одного его противника и бедре другого виднелись порезы, и уже спешили слуги с водой и полотенцами, и следующие драконы готовились сразиться против Мастера.
Чет протирал клинки, объяснял почтительно слушавшим и не спешившим останавливать кровь противникам, что нужно потренировать и какие ошибки они допустили, и был совершенно счастлив. Женщины, стайкой расположившиеся под навесом галереи, о чем-то шептались, и Владыка оглядел их, думая о том, что сегодня ночью во дворце будет жарко. И нахмурился, наткнувшись взглядом на прямую, как стрела, полыхающую страстным огнем Рудлог с непривычно мягким выражением лица и блестящими глазами.
Только вот смотрела она не на него – на Четери.
Плеснул и взорвался водяной пылью фонтан, охлаждая разгоряченных мужчин, и на апельсиновых деревьях вокруг вдруг стали набухать и гроздьями раскрываться белые аккуратные цветы, наполняя двор горьким цитрусовым запахом. Драконы с изумлением оглянулись на Владыку: Нории уже вставал, снимал рубаху, заворачивал штаны до колен – переодеваться в свободные боевые было некогда.
Четери удовлетворенно вздохнул, покрутил плечами, задрал голову и улыбнулся небу.
– Тебе же не нужно мне ничего доказывать? – произнес он насмешливо, когда повелитель Истаила выбрал клинки, примерился, покрутился, разогреваясь.
Нории бросил короткий взгляд за его спину, и Мастер клинков оглянулся – туда, где стояли женщины.
– Понятно, – сказал он едко и все-таки расхохотался. – Не мне.
Они поклонились друг другу, разошлись. Драконы расступились шире, затихли. Взволнованно дышали женщины, внимательно и остро глядела красная принцесса, опадала на нагревшиеся в лучах полуденного солнца плечи водяная взвесь, журчал вновь заполняющийся фонтан. И одуряюще пахло апельсиновым цветом.
– Жалеть не буду, – предупредил Чет, поднимая оружие. – Тебе есть для чего стараться.
– Есть, – подтвердил Владыка, улыбнулся и сорвался с места.
С Четом не было проходных боев.
Сверкание клинков, мышцы, отвыкшие от такой нагрузки, друг-соперник с гибелью в горящих глазах, пружинящее, изгибающееся тело, сталь, проносящаяся у ресниц, свист отсроченного поражения, пустота внутри, дающая возможность выжить. Забыто все: где ты, кто вокруг, – и есть только близкая, улыбающаяся и танцующая смерть напротив. И снова уход от удара, и столкнувшиеся лезвия болью отдают в запястья и предплечья, а клинок противника чуть касается твоего лица – и на губах вкус крови, и внутри все раскрывается, закипает восторгом, изливается боевым безумием, и смеется Мастер, отбивая твои атаки, и ты улыбаешься в ответ.
Сколько это длится – неизвестно: времени нет и не было никогда. И оружие в ваших руках будто начинает жить своей жизнью, великодушно оставляя право держать его и просто следовать за движением, скорость все возрастает, и лезвия двигаются так быстро, что кажутся свистящими сверкающими полукругами, и сталь уже не звенит – поет, гудит, стонет от удовольствия.