Проклятый трон

– Мы не ожидали, что вы так среагируете, ваше высочество, да и Кембритч перегнул палку. Нужно было всего лишь, чтобы его с позором выпроводили, скандал никак не получался, а вы сразу лицо бить… Вы уж извините, барон, но если бы мы вас предупредили, то вы либо воспрепятствовали бы, либо все равно не сыграли бы достоверно… При всем уважении, ваше высочество, вы военный, а не актер…

– Да прекрати это выканье с высочеством, – раздраженно произнес Байдек. – Чего вы добивались?

– Чтобы ему поверили и раскрылись, конечно, – спокойно объяснил Тандаджи. – Но теперь-то, благодаря вам, то есть тебе, сомнений даже у самого недоверчивого заговорщика не останется. Достаточно только посмотреть на лицо бедняги Кембритча. Самый весомый аргумент.

Принц-консорт нахмурился – напоминание было неприятным.

– И что дальше?

– Дальше он будет просить у вас прощения, и у тебя, и у ее величества. На празднике дня рождения королевы, например. Уговоришь выслушать?

– Что же у вас так все сложно и грубо, – пробормотал Мариан. – Попробую, но ты должен понимать, что без последствий это не останется.

– Сложно, – вздохнул Тандаджи с некоторой даже тоской. – Но это же Кембритч. Он тонко не работает, лупит самозабвенно сразу всей артиллерией, чтобы наверняка. Чтобы результат точно был. Вот и получает побочные эффекты в виде переломов и прочих увечий. А к последствиям и я, и он готовы. Только вот страну обезопасим, заговорщиков посадим – и на покой.

– Рановато ты о покое размечтался, – оборвал его Байдек. – Есть новая информация. И кстати, Алина отказалась оставаться во дворце, пока Свидерский не поймает своих демонов.

– Да знаю уже, – печально проговорил тидусс. – Следим, охраняем, пасем. Но не обижайся, Мариан, иногда я очень жалею, что Рудлог такая просвещенная и цивилизованная страна. Периодически очень хочется перенести сюда некоторые строгие правила, касающиеся женщин, с моей родины. Было бы куда легче. Но имеем то, что имеем. Давай свою информацию и будем думать. И да, – добавил он, – извини меня за пятницу.

Глава 3

Конец октября, Пески

Ангелина

«… Любопытно, что все драконы и почти все встреченные мной люди знают старорудложский. Владыка Нории объяснил это тем, что пятьсот лет назад Рудлог уже был самой крупной страной континента и лежал на пересечении торговых путей между Песками и другими странами. Старорудложский стал языком международным, языком торговли, а так как жители Песков торговали очень активно и ходили через Пески караваны из Эмиратов к Рудлогу и дальше, и обратно, то знали оба языка. Собственный язык Песков очень красив, похож на эмиратский, и я уже привыкла к нему и улавливаю смысл…»

Обжигающий зной пустыни постепенно покорялся осени, и вместо пекла наступила просто жаркая погода. Во всяком случае, не жарче, чем в середине лета в Рудлоге, а к вечеру и вовсе становилось свежо и хорошо, и Ангелина отдыхала возле своих покоев, подставляя уставшее тело ветерку, несущему горьковато-сладкий, волнующий аромат ночных цветов, плавая в бассейне и с удовольствием кутаясь после в мягкие полотенца.

Разгромленные ею комнаты все еще ремонтировались, и принцесса жила на мужской половине. Бедные служанки курсировали чуть поодаль от бассейна с видом драконов, усердствуя в недопущении случайного мужчины к месту отдыха госпожи. Но во дворце уже знали, что нужно обходить покои шеен-шари Владыки стороной – и в результате в огромном саду появилась еще одна тропинка, подальше от помывочной и открытого бассейна, а саму огромную чашу с водой огородили несколькими рядами полупрозрачных цветных занавесок, чтобы никто дерзкий не мог глянуть ни из окна, ни из-за дерева.

Занавески в наступающих сумерках колыхались от движения воздуха, подметая легкими подолами землю – глубоко-синие, изумрудно-зеленые, насыщенные почти до оранжевого желтые, ярко-красные. Цвета накладывались один на другой, отражались в подрагивающей воде бассейна, делая ее веселой и сказочной, будто в нее одновременно вылили набор жидких красок. И сама Ангелина, плывущая среди этого разноцветья, под пение оживающих к вечеру птиц, казалась себе лениво взмахивающей крыльями бабочкой на картине абстракциониста.