Их никто не останавливал, хотя за столами замерли. Музыканты, притомившиеся за вечер, завели медленную переливчатую мелодию: пронзительно пела волынка, желая молодым счастья, ей тихо вторила скрипка – словно две птицы перекликались трелями. Так и прошли новобрачные через площадь, держась за руки. И только когда они скрылись за зданием администрации, грянули тосты – за удачную ночь, за детей и за благосклонность Великой Богини.
Отец Силайтис встретил их у входа в храм, одобрительно кивнул: не пьяные, пришли не поздно, серьезные, и дракон вон как жену за руку держит, и смотрят друг на друга, как на чудо. Провел их на половину Синей, в брачные покои, оставил у двери и удалился. Ему в храме делать было уже нечего.
В покоях парила большая ванна, почти до краев заполненная горячей водой, заботливо лежали свежие полотенца на стуле, подготовлена была светлая чистая одежда на широкой крепкой кровати. В комнате царила темнота – только в ванной горел свет да маленький ночник стоял на полу у алтарного угла. Пахло разогретым в солнечный день хвойным лесом – покои были обиты сосной, и едва уловимо – розовым маслом от статуи Богини Любви в углу. Богиня стояла, прикрыв глаза, чтобы не смущать молодых, и улыбалась.
Молодые не смущались. Особенно не смущался дракон – целовал жену у входа, не сняв верхней одежды. Они оба были такие смешные и неуклюжие в толстых дохах, но это не мешало чувствовать и разгораться мужским нетерпением. Уже скоро. Совсем скоро.
Тася вздыхала и краснела, обнимала его за шею, гладила. Руки были холодные.
– Замерзла?
– А ты нет?
Энтери засмеялся.
– Я днем от солнца напитался. И утром, пока летел. Пойдем тебя греть?
Ванна такая большая, что они легко могут поместиться в ней вдвоем. В помещении пахнет чистотой и влагой, какими-то травами, и так тепло, что одежда кажется лишней. Энтери первым забирается в воду и, раскинув руки на бортики, выдыхает довольно, смотря, как аккуратно и чуть испуганно раздевается Тася. Поворачивается спиной со страшными шрамами, снимает белье – и пальцы его на бортиках чуть сжимаются, когда она наклоняется, чтобы спустить трусики.
– Тасюш, – зовет он сипло и нетерпеливо, – без тебя вода кажется холодной.
Она поворачивается, чуть краснеет, красноречиво смотрит на парок, поднимающийся от поверхности.
– Просто погреемся пока, – говорит Энтери успокаивающе.
Мягкая девушка, его жена, гладкая, с острой грудью, лежит у него на плече, почти дремлет, и русые косы колышутся в воде, а он легко гладит ее тело, чувствует робкие прикосновения мягкой ладони, и так ему хорошо, что можно пробыть здесь вечно, и вечность эта не надоест.
– Жалко обрезать твои косы, – он осторожно сжимает ее грудь, касается кончиками пальцев соска, поглаживает его, целует влажные волосы. Вода тихо плещется о края ванны, и все вокруг подернуто дымкой, будто нереальное.
– Вырастут, – отвечает Тася глухо, ладошка ее замирает у него на животе, и дыхание замирает тоже.
Соски у нее не плоские, набухшие, совсем еще девичьи, и просто невозможно не трогать их, не смаковать прикосновения, и очень хочется попробовать эту роскошь на вкус, но он сдерживается. Подтягивает супругу на себя и долго, настойчиво целует, сжимая большими ладонями ягодицы, ощущая все ее тело, пока Тася не обмякает и не начинает постанывать ему в губы, низко, как кошечка.
– Кошечка, – говорит он ей в шею, – моя Тася. Тас-с-ся-я-я-я.
Она испуганно смотрит ему в лицо.
– У тебя глаза красные, Энтери.
– Да и вообще я дракон, – отвечает он весело и снова целует, чтобы не переживала из-за глупостей. Она смеется, выворачивается, садится на него верхом и снова глядит в глаза.
Тася
– Я вышла замуж за чудовище.
– Чудовище, чудовище, – кивает дракон. Главное, что она уже не боится. Смех разбивает напряжение, и все становится легко и как-то правильно. Правильно сесть так, чтобы она обхватила его ногами, и попробовать грудь на вкус. Сладко. И дать рукам волю, чтобы глаза любимой подернулись поволокой и стала она расслабленной и покорной. И потереться об нее – ее плоть такая обжигающая, что вода и правда кажется холодной, когда отодвигаешься, чтобы не взять ее здесь и сейчас.
– Надо выходить, – шепчет он Тасе в макушку. Надо, а то останутся они без благословения богини – и она простит своего сына, потому что выдержка драконья трещит по швам.
– Угу, – сонно отвечает жена и не двигается с места, только крепче обхватывает его за шею. – Мне так хорошо…
Он выносит ее из ванны на руках, вытирает – Тася стоит розовая, теплая, смущенная, влажная, – вытирается сам и за руку ведет к статуе богини.
– Жалко, – она стоит спиной и только вздрагивает, когда острое лезвие отрезает одну тяжелую косу, потом другую. Энтери не дает им упасть – аккуратно кладет перед статуей, кланяется своей великой Матери.
– Жалко, – говорит она, сжимая кинжал, и дракон берет ее руку и помогает разрезать свою ладонь. Тася закусывает губу, ахает, а Энтери капает кровью в жертвенную чашу и смотрит, как жена доливает масла в углубление, зажигает ароматические палочки, что-то шепчет богине тихо.