Проклятый манускрипт

Афра приоткрыла немного дверь. И чем дольше она слушала голос незнакомца, тем сильнее ее охватывало беспокойство. Этот фальцет и плавность речи были ей знакомы. Хотя девушка видела его только в темноте и со спины, когда вернулась, человека в черном она уже встречала. Афра была в этом уверена. Гостем был не кто иной, как Иоахим фон Флорис, тот, с кем разговаривала Гизела в церкви Мадонны дель Орто.

Это не случайно, подумала Афра. Хотя за прошедший день она выпила целую бутылку вина, оно ни в коей мере не повлияло на ее память. И, вполуха прислушиваясь к разговору двух мужчин, Афра лихорадочно пыталась придумать, что же ей теперь делать.

Нужно бежать отсюда, бежать из Венеции, не оставляя за собой никаких следов. Афра еще не оставила надежды добраться до Монтекассино. К счастью, она так и не сказала Гизеле, куда собирается. Поэтому изгнанники пока что не могут этого знать. Если только…

Внезапно перед глазами Афры встал однорукий библиотекарь монастыря доминиканцев. Люсциниус знал, что она собирается догнать Гереона Мельбрюге. А тот находился где-то по пути в Монтекассино. С другой стороны, он ничего не знал о таинственном пергаменте. И, казалось, не был связан с изгнанниками.

Нерешительность Афры мгновенно исчезла, план созрел. У черного хода на водах канала в неярком свете луны плескалась барка Леонардо. Если Афре удастся незамеченной сесть в лодку, она сможет добраться до канала Сан-Джованни, а оттуда путешествовать уже по земле. Единственное препятствие — она не умела управлять венецианской баркой, но зато Афра видела, как Леонардо вел лодку по каналам, и была уверена в том, что по крайней мере до канала Сан-Джованни доберется. Конечно, это было нелегко, но прошлое показало, что именно в безвыходных ситуациях Афра могла поспорить с любым мужчиной.

Дверь напротив ее комнаты вела на чердак дома. На чердаке, помимо обычных хозяйственных инструментов и мешков со всякими запасами — сухофруктами, бобами, орехами и сушеными травами, хранились весла и канаты для лодки.

Осторожно, стараясь не шуметь, Афра пробралась на чердак. Приходилось считаться с тем, что на нижнем этаже ее шаги слышны. Поэтому после каждого шага девушка останавливалась и прислушивалась к шорохам. Так она добралась до поперечной балки. На крючке висел свернутый канат. Афра осторожно сняла его и перебросила через левое плечо. Затем повернула обратно. В комнате связала платья в узелок. В свечу, горевшую рядом с тарелкой, на четыре сантиметра ниже пламени она воткнула гвоздь. Примерно через четыре часа свеча сгорит настолько, что гвоздь выпадет и упадет на тарелку, — это будет знаком, что пора выходить.

Свет в окне не должен был вызвать никаких подозрений. Повсюду в Венеции по ночам горел свет, с тех пор как шарлатаны пустили слух, что чума приходит исключительно в темноте. Уверенная, что поступает правильно и никакого другого выхода у нее нет, Афра, не раздеваясь, легла в постель. События прошедшего дня утомили ее, и она тут же заснула.

Свеча разбудила ее в три с половиной часа пополуночи. Сна не было ни в одном глазу. Афра осторожно открыла окно и вдохнула прохладный ночной воздух. Налетел легкий ветерок, поднял волны в канале. Словно негромкие барабаны, они бились о борт лодки, стоявшей под окном.

Афра взяла канат, завязала петлю на одном конце. Петлю набросила на узелок и опустила его вниз. Рывок — и узелок выскользнул из петли и упал в лодку. Втянув канат наверх, Афра обвязала его вокруг груди. Другой конец привязала к оконному переплету и перелезла через подоконник.

В Ульме и Страсбурге она часто наблюдала за тем, как каменотесы легко скользят по фасадам соборов, чтобы выполнять свою работу на огромной высоте. Она точно запомнила, как они обвязывались веревкой. Упершись ногами в стену, Афра стала спускаться. Но когда она оказалась в десяти локтях над баркой, канат дернулся. Он зацепился за переплет и никак не распутывался. Если Афра не хотела, чтобы ее обнаружили, приходилось прыгать.

Она с трудом стала развязывать петлю, стянувшую ей грудь, — невероятно сложная задача. Под весом тела канат крепко затянулся. Ножа, которым можно было бы разрезать канат, у Афры не было. Попалась!

Другие, наверное, в этой безвыходной ситуации стали бы возносить молитвы к небесам, одному из четырнадцати чудотворцев или святой Людмиле, которую изображали в виде веревки. Потому что когда приходит беда, люди становятся очень набожными. Но Афра была с Господом в ссоре. Если Ты вообще есть, почему Ты мне не поможешь? Почему Ты всегда на стороне людей, которые боятся работы, святых или тех, которые, за неимением лучшего, хотят ими стать?

Афра снова потянула за канат и отчаянно, цинично усмехнулась. Сердце билось словно сумасшедшее. Когда рассветет, ее обнаружат висящей на канате, а это, подумала она, будет означать, что ее побег не удался. И тут канат дернулся и стал поддаваться. Афра со свистом полетела вниз, с треском ударилась о дно лодки и так и осталась лежать.