Проклятый кузнец

Чжиген поджал губы так, что они побелели. Ему до жути хотелось прикончить Фрея, но делать это после прямого запрета Риске он не решался. Нагаки стоял в стороне, изо всех сил делая вид, что происходящее его нисколько не касается. Он явно контролировал себя куда лучше, чем более молодой товарищ, и всё же его недовольство с головой выдавали играющие на скулах желваки.

— Я бы очень хотел, — снова заговорил одноглазый, — чтобы однажды вы научились смотреть в лицо смерти так же безразлично, как этот мужчина. Шаги Пути Воина — это, несомненно, очень важно, но именно бесстрашие является главной доблестью настоящего бойца!

— Заканчивай уже, — поморщившись, как от зубной боли, не выдержал Фрей. Последнее, что он хотел выслушивать, — это похвалы от убийц его сына. — Прикончи меня и убирайтесь отсюда. Ваша болтовня мне порядком надоела.

Нагаки окаменел. Лицо Чжигена побелело, и синяки отчётливо выделились на нездорово бледной коже. Дерзость Фрея действовала молодым воинам на нервы, но более опытного Риске, казалось, смутить было невозможно.

— Убить? — одноглазый искренне удивился. Его голова вдруг опустилась вниз, так, что Фрей столкнулся с Риске взглядом: в единственном уцелевшем глазе не было ни следа той ненависти, что буквально пожирала молодых соклановцев Духа, и это холодное спокойствие человека, обладающего полной властью над ситуацией, пугало Фрея куда сильнее. — Ты так и не представился, кузнец. Как твоё имя?

— Моё имя тебе ничего не даст.

— Может, и так. И всё же я хотел бы его узнать.

Фрей на секунду задумался. Он мог пререкаться с одноглазым и дальше, но это ничего бы ему не дало. А Риске, услышав желаемое, возможно, утратил бы интерес к своей жертве.

— Фрей, — прохрипел кузнец, не отводя взгляда от морщинистого лица Риске. — Меня зовут Фрей.

Одноглазый медленно кивнул, принимая ответ:

— Значит, Фрей. Кажется, я слышал это имя прежде… — он призадумался. — Но никак не могу вспомнить, где. А, да и Боги с ним. Нет, Фрей. Ты уж меня прости, но убивать я тебя не собираюсь. Есть одна вещь, которая заставит тебя страдать гораздо больше, чем смерть.

Фрей прищурился, готовясь к тому, что его будут пытать, искалечат, превратят в беспомощного инвалида. Риске замахнулся кулаком и улыбнулся:

— Ты будешь жить.

Кулак опустился Фрею на висок, и мир утонул во тьме.

Глава 3

Пробуждение было болезненным.

Фрей с трудом распахнул слипшиеся глаза. Каждая клетка его помятого тела отчаянно протестовала, и всё же он заставил себя пошевелиться, с каждым движением всё больше жалея о том, что это делает. Сначала он поднял голову и выплюнул набившийся в рот песок: под его лицом тут же образовалась небольшая лужица розоватой слюны с чёрными вкраплениями из зёрнышек смокшейся пыли. Напрягая сведённую судорогой шею, Фрей подтянул руки к глазам. Одна кисть была неестественно деформирована подошвой одноглазого, на другой — зияла покрывшаяся застывшей тёмно-красной коркой дыра от удара мечом в руке Чжигена. Кузнец с горечью отметил, что клинок действительно удался на славу: рана оказалась аккуратной и узкой, шириной всего в пару миллиметров, и всё же легко пробила руку насквозь.

Пальцы практически не слушались. Опираться на руки было больно, чудовищно больно, и лёгкие Фрея сами по себе исторгли из себя тяжёлый стон, но он всё же подобрал под себя ноги. Спустя пару десятков секунд, показавшихся кузнецу вечностью, он всё же смог встать и медленно и мучительно выпрямиться.

«Лучше бы я этого не делал».

Мысль ударила Фрея по голове больнее, чем это мог сделать любой противник. Он осмотрелся: люди из клана Хван ушли, и на площади не осталось никого, кроме самого Фрея. Точнее, никого живого.

Глаза кузнеца неосознанно нашли тело сына. Шейн лежал на том же месте, куда упал, когда его настиг смертельный удар Нагаки. Из разорванной шеи давно перестала вытекать кровь, и на участке площади под головой Шейна ярким пятном выделялось тёмное, почти чёрное пятно, чьи края уже засохли, покрыв мелкий песок чужеродной уродливой коркой. Вязкая середина лужи, находящаяся точно под шеей сына кузнеца, мрачно поблёскивала в лучах полуденного солнца.

«Великие Боги, — с болью, не имеющей ничего общего с физическими травмами, подумал Фрей. — Ради чего я на это смотрю?»

Вид мёртвого сына вызывал в нём нечеловеческие страдания, но Фрей, как он ни старался, не мог отвести взгляда от тела Шейна. Он просто стоял на месте, глядя на единственное значимое достижение в своей жизни, на её смысл, на последний и самый важный подарок умершей жены.

Фрей не шевелился. Не бежал к Шейну, не кричал, прижимая голову к холодной груди и отчаянно стараясь удержать жизнь в хрупком теле своего ребёнка. Он знал, что не смог спасти Шейна, не смог уберечь.

Фрей не справился. Снова.

Из глаз невольно потекли слёзы, оставляющие на грязном, запыленном лице Фрея светлые дорожки. Он этого практически не замечал.

— Ты этого не заслужил, — одними губами прошептал Фрей. — Ни ты, ни она.