Проклятый граф. Том V. Ночь Большой луны

Винсент закусил губу. Переводить слова оборотня ему не хотелось – он начинал догадываться, чего тот добивается и озвучивать это ему было неприятно.

– «И вода станет твоим светом, и свет твой станет водой»… – Паоло, не столь щепетильный в этом вопросе, прекрасно сознающий, что многим из их соратников слова Инганнаморте могут быть непонятны, предпочел взять на себя эту обязанность и, озвучив заклятие, нахмурился. Он, в отличие от Винченцо, происходящего не понимал и это, надо признать, изрядно гнело итальянского мага – все-таки до сего мига он полагал себя человеком довольно знающим.

Что-то вспыхнуло, зазвенело, как бегущий ручеек. Татьяна, не сводящая взгляда с оборотня, вскрикнула и, пораженно приоткрыв рот, тотчас же закрыла его рукой.

На ее глазах, прямо перед ней творилось что-то неимоверное, происходило нечто совершенно невероятное, такое, чего даже она, казалось бы, видавшая виды девушка, не могла принять и осознать.

Лунный свет, льющийся на площадку сплошным потоком, вдруг обернулся половодной рекой, брызнул фонтаном и, звеня, как ручей, начал наполнять и без того полный водою стакан в руке Чеслава.

Тот стоял, отвернувшись, не глядя, крепко стискивая граненый хрусталь и, судя по всему, не просто поддавался магии Большой луны, но и пропускал ее через себя, быть может, управлял ее силой, ибо рука его дрожала и стакан ходил в ней ходуном. Оборотню было тяжело, сложно, но он не сдавался – конечная цель казалась важнее личных переживаний и, пока он был убежден в ее верности, позволить себе отказаться от нее он не мог.

Последние капли света упали в стакан, всплеснувшись маленькими искорками, брызгами, окропившими руку удерживающего его молодого человека. Он зашипел сквозь стиснутые зубы – брызги жгли, оставляли красные отметины на его запястье, но он принужден был терпеть. Он знал, что другу его будет еще тяжелее.

– Ан… – голос Чеслава немного дрогнул.

Анхель, до сей поры стоящий спиной к своему верному другу, исполняющий больше роль проводника лунного света, медленно обернулся и, опустив подбородок, вытянул в его сторону руку.

Чес на мгновение закрыл глаза и, глубоко вздохнув, внезапно выпустил стакан, полный до краев лунного света.

Тот полетел, было, вниз, тяжелый, грузный, подчиняясь извечной силе тяготения, однако, не долетев до пола, вдруг замер в воздухе и, с трудом поднимаемый силою оборотня, медленно двинулся по воздуху к ожидающему его ворасу.

– Когда он выпьет… – Альберт, глубоко и часто дыша, шагнул ближе к решетке, не сводя взгляда с движущейся частицы лунного света, – Ты знаешь, что должен делать.

Людовик, к которому и были обращены эти слова, едва заметно ухмыльнулся и безмолвно опустил подбородок. Парнем он был, конечно, весьма говорливым и, безусловно, собственные действия не преминул бы как-то отметить, однако, кроме того, был еще и довольно умен, посему выдавать врагам их планов не собирался.

Ричард, нервничающий позади всех, услышав эти слова, закусил губу. До сей поры он как-то оставался в неведении, что главная обязанность по исполнению плана лежит на его любимом племяннике и, узнав об этом вот так внезапно, начал беспокоиться еще сильнее.

Бледные пальцы Анхеля мягко обхватили сияющие грани полного луной стакана. Прозрачные глаза его фанатично блеснули – страха ворас не испытывал, целиком и полностью поглощенный ожиданием лучшего результата.

Друг его, хмурый, мрачный, взволнованный, наверное, не меньше Ричарда, сжал руки в замок и, прижав их к подбородку, приоткрыл рот, следя за действиями альбиноса.

Тот не сводил взгляда со стакана в своей руке.

Секунда, две – и вот он уже медленно, неотвратимо неспешно и уверенно поднял руку и, коснувшись губами края стакана, принялся пить лунный свет, прикрывая глаза и как будто наслаждаясь происходящим.

Несколько мгновений в последнее верилось, несколько долгих, бесконечно-тягучих секунд всем, включая даже Чеслава, казалось, что Анхелю нравится поглощать лунную жидкость.

Но вот он поперхнулся, закашлялся… С губ его сорвался почти стон, и ворас, сжимая стакан с такой силой, что едва не раздавил его, с усилием продолжил пить лунный свет.

Жидкость обжигала его изнутри, одновременно замораживая, она почти уничтожала, почти убивала его и, наверное, не будь он бессмертен, этой ночи бы Ан не пережил.

Но он был бессмертен.

Он продолжал пить, опустошая стакан, крепко зажмурив глаза, твердый, уверенный и несгибаемый, решительный и безжалостный даже по отношению к самому себе.

Альберт следил за его действиями, следил за тем, как уменьшается количество жидкости в стакане и с каждой поглощенной ворасом каплей глаза его, казалось, расширялись все больше. Маг был напряжен, был взбудоражен и ждал, ждал, ждал нужной секунды, нужного мига, ждал, иногда даже забывая, что нужно дышать, а потом сбиваясь на дыхание частое.

Вот последние капли упали в рот дрожащего, как осиновый лист, мужчины и он, не в силах более держаться, согнулся пополам, роняя стакан и судорожно кашляя. Его лихорадило.