Проклятый. Евангелие от Иуды. Книга 1

Констанций, привечающий ариан — разве не делает непоправимую ошибку, отвергая веру истинную, склоняясь к ереси? С тех пор, как принят Символ веры, любое другое учение является ложным, и если Константин терпел при себе иноверцев в годы мира и благоденствия, то ныне, в годы смуты и войны, победа достанется только твердым в истинной вере. А остальные, допускающие ересь в свое сердце, даже если в них и течет императорская кровь, служат не Богу, а силам зла и их Князю».

В повозке, ехавшей им навстречу, было двое монахов и крестьянин.

Сервий сделал жест рукой и отряд мгновенно перестроился. Крестьянин, правивший мулом, запряженным в тележку, привстал и потому умер первым. Пущенная твердой рукой стрела вместо того, чтобы поразить одного из монахов в горло, пробила вознице живот и вошла в тело по самое оперение. Удар был настолько силен, что тот сложился пополам, как переломанная камышинка, и завалился на сторону.

Вторая стрела нашла свою цель в следующий миг — пожилой монах-арианец захрипел, пораженный в сердце. Третья жертва, соскочив в повозки, бросилась было бежать, но византийский лавочник, которого все знали по кличке Мясник, доказал, что не зря получил свое прозвище. Его меч сверкнул в воздухе, и отрубленная одним ударом голова улетела в кусты.

Отряд прогрохотал мимо все еще катящейся повозки, не изменив темпа, все так же на рысях. Три тела остались лежать в дорожной пыли. Сталь пригубила крови. Двенадцать, предчувствуя схватку, обнажили мечи. Отвязав вьючных лошадей и рассыпавшись в цепь, всадники выехали на открытое пространство и понеслись к открытым монастырским воротам, сея смерть.

Монастырь и прилепившаяся к нему деревня на сотню душ нападения не ожидали и в первые минуты (и этого с лихвой хватило обитателям поселения на то, чтобы безнадежно потерять контроль над ситуацией) никто не мог понять, что происходит и чего хотят эти темные всадники, скачущие во весь опор. А когда стало ясно, что сталь разит всех оказавшихся на пути отряда без разбора и пощады, люди побежали к воротам, но было уже поздно.

Половина из Двенадцати отсекла беглецов от спасительного внутреннего двора и за несколько минут под ударами коротких копий и мечей пало две дюжины безоружных крестьян. Вторая часть отряда влетела в ворота за мгновения до того, как монахи успели их закрыть. Страшно закричала женщина, приколотая к земле ударом копья, и в ответ ей взвизгнул кто-то во дворе обители, завопил и захлебнулся страшным утробным клокотанием. Завизжали попавшие под копыта всадников свиньи, только что лениво валявшиеся в лужах. Засвистели, вспарывая воздух, стрелы, и над каменными стенами заклубился дым разгорающегося пожара — углям из заботливо разожженных с утра очагов нашлось достойное применение.

Крестьянские дома тоже запылали.

Меж ними, словно испуганные мыши, метались люди. Бежали и падали — или ранеными, или мертвыми. Несколько мужчин схватились за вилы, но сталь легко рубила деревянные орудия: лишь один из Двенадцати был выбит из седла дрекольем, но и с ним ничего не случилось: подоспевший товарищ ударил меткого крестьянина мечом сверху — между шеей и ключицей, и тот рухнул, словно подрубленное дерево.

Через четверть часа, как раз к тому моменту, когда солнце на небе засияло в полную силу и над свежей травой закурился парок испаряющейся росы, в постройках монастыря вовсю бушевало пламя. Двенадцать всадников, словно двенадцать демонов смерти, продолжали носиться вокруг, добивая раненых, бросаясь в погоню за убегающими. Никому и в голову не приходило брать пленных. Никому и в голову не приходило кого-нибудь пощадить. Возможно, счастливцам удалось скрыться, но Сервий не видел таких.

Густой черный дым, наполненный запахами горящей плоти людей и животных, начал стелиться над землей, выедая глаза. Сервий спешился. В седле он казался гораздо младше своих лет, а вот сойдя с коня, сразу прибавил в возрасте и весе. Стало заметно, что командир Легиона совсем уже не молод, грузен и хром. Ведя коня на поводу, он, припадая на правую ногу в странном рваном ритме, зашагал к пылающему монастырю, откуда ему навстречу, растянув за руки между двумя потными лошадиными крупами, двое его соратников выволокли седого арианца в разорванной и обугленной одежде.

В нескольких шагах от Сервия всадники выпустили из рук короткие веревки, и старик рухнул на землю, сильно ударившись лицом.

— Встань, — негромким голосом сказал Сервий упавшему. — Не бойся, Симплициан. Я не буду тебя мучить. Ты помнишь меня?

Он сделал знак рукой, и оба всадника, бросивших к его ногам добычу, отъехали в сторону, оставив их вдвоем.

Старик встал. Ему было трудно сделать это без посторонней помощи, но он пересилил свою немощь и боль от побоев и падения. В прореху на обгоревшем платье был виден сильный ожог: по почерневшей коже плеча разбегались красные кровавые трещины. И разбитое лицо было покрыто каплями крови, из носа бежало струйкой на подбородок, пачкая бороду.