Проклятый дар

– До смерти забили, ироды! – Слова бабки Шептухи она понимала. Даже странно, Алешу не понимала, а старуха точно у нее в голове говорила. – Ко мне ее нужно, Аську твою. Помрет она здесь. Ох, лишенько! Она ж в кровище вся. Плохо это. Морочь, хоть и сытая после бомбежки-то, но своего не упустит. Ты вот что, молодой, скидывай гимнастерку, оборачивай ею Аську! Да смотри, чтобы ни капли крови на землю не упало. Даст бог, обойдется.

Ее снова подхватили на руки, не грубо, а нежно и бережно. Больно было, лишь когда на иссеченные плечи легла Алешина гимнастерка, Ася сжала кулаки, уговаривая себя потерпеть.

– Асенька, ты не плачь, – сквозь пелену боли прорвался жаркий шепот Алеши. – Теперь все хорошо будет, честное слово. Я же не знал, Асенька, что они тебя… Если бы я сразу узнал…

– Если бы сразу узнал, так и сгинул бы ни за что ни про что по дурости, – проворчала бабка Шептуха. – Эх, горячие вы! Горячие и глупые, сами свою погибель ищете. Куда б ты днем сунулся, заполошный?! Ночи нужно было дождаться.

Ася хотела спросить, откуда они узнали, что с ней беда, но бабка Шептуха не стала дожидаться вопросов.

– Матка твоя сказала. Приходила она ко мне той ночью, даже Морочи не спужалась[10].

Мама?.. Не побоялась на веки вечные затеряться в болоте, не ушла…

Ася думала, что у нее нет слез. Ошибалась. Слезы лились из глаз горько-солеными ручейками, вскипали болью на разбитых губах, очищали душу.

– Не плачь. – Алексей коснулся щеки легким, почти неразличимым поцелуем, бережно, стараясь лишний раз не тревожить истерзанную кожу, закутал в гимнастерку. – Все хорошо будет, не плачь.

– Пора уже. – Бабка Шептуха запрокинула голову к звездному небу, втянула ноздрями сырой болотный воздух, сказала решительно: – Рассвет скоро, идти нужно. За мной ступай, Алешка, шаг в шаг. Как за спиной что почуешь, не оборачивайся, вперед только смотри.

– Что почую? – Алеша снова коснулся губами Асиной щеки, уже не утешая, а просто так, из нежности.

– Она звать тебя станет. Она хитрая…

– Кто, бабушка?

– Морочь. Аська твоя ей очень нужна, особливо сейчас, когда она такая бессильная.

Ася так и не поняла, кто бессильный, она или Морочь, прижалась лбом к теплому Алешиному плечу, закрыла глаза. В голове тут же закружился пестрый хоровод из обрывков образов и мыслей, унося далеко-далеко, прочь от Гадючьего болота…