Проклятый бог (СИ)

Он медленно разогнул свои длинные худощавые лапы, которыми несколько отвык пользоваться за тысячелетие покоя. Если бы боль могла коснуться его, то пробуждение оказалось бы куда неприятнее, но, к счастью, этот недуг был ему незнаком. Он не спеша подошел к заваленному выходу из залы, где принял решение сам заточить себя на долгие годы, чтобы обуздать тот чудовищный Голод, что терзал его с самого начала существования. Жаль, ему это не удалось.

Множеством своих черных глаз он впился в едва мерцавший гриб, что остался лежать после визита неожиданного гостя, который дважды за короткий промежуток времени осмелился нарушить его покой, его тысячелетнюю медитацию.

Ашарх… Кажется, так звали этого шумного наглеца?

Что ж, кажется, пришла пора вновь напомнить миру и семье о своем существовании.

Из его пальцев вырвалось черное всепоглощающее нечто, и гора обломков исчезла с пути, словно ее никогда и не существовало.

***

Утром отряд с новыми силами продолжил свой нелегкий путь. Лантея понемногу пришла в себя, отодвинув воспоминания о руинах на дальний план сознания и пообещав себе больше никогда к ним мысленно не возвращаться. Для профессора же все оказалось не так легко: он просто не мог перестать думать о заброшенном храме и его безобразном обитателе, сколько бы ни заставлял себя. Хмурый вид спутника и его необыкновенную отстраненность Лантея объяснила остальным членам отряда тем, что Ашарх якобы надышался в темницах затхлыми парами. Все сочувственно покивали головами и поспешили сделать вид, что все в порядке. Только Манс практически весь день не отъезжал далеко от друга и постоянно пытался завязать беседу. Однако преподаватель в несвойственной ему манере лишь сухо отвечал на все вопросы, по-прежнему пребывая в своих мрачных мыслях. А ему было о чем подумать, ведь всю прошедшую ночь Аша преследовали кошмары, где черные глаза внимательно следили за ним из темноты. О своем сне он предпочел не рассказывать ни Лантее, ни Мансу, но ощущение грядущей беды тяготило его душу.

Кажется, из всей группы только один Оцарио был крайне расстроен вынужденным уходом из руин. На него храм не произвел такое же гнетущее впечатление, как на остальных, и даже десятки мумий, змеиное гнездо и пугающие звуки не уверили его в опасности этого места. Все утро торговец твердил, что, будь его воля, так он, ни на минуту не задумавшись, развернул сольпугу и поехал бы обратно, чтобы еще раз более тщательно осмотреть залы в поисках сокровищ. Он весьма и весьма сожалел, что так и не успел полноценно обследовать кельи, застигнутый врасплох почудившимся землетрясением и криком Лантеи.

— Так тебе вообще удалось отыскать что-нибудь вчера? — поинтересовалась у торговца Эрмина в середине дня, надеясь отогнать черную тучу безрадостности, которая нависла над отрядом.

Как ни странно, торговец, обожавший обыкновенно расписывать прелести своих безделушек и находок, в этот раз лишь пожал плечами, словно ему было все равно.

— Ничего особенного, — хмуро пробормотал он.

— А как же те записи, что ты забрал из кельи служителей? — мгновенно вмешался в беседу Манс, не позволяя торговцу отвертеться от ответа. — Или уже забыл?

— Да ну, ничего важного. Только какие-то странные закорючки. Я не смог понять ни слова, — признался Оцарио, начиная рыться в одной из своих сумок и извлекая на свет пару плотно свернутых древних свитков. — Может, чужак сумеет разобрать, если он и ту табличку прочел?

Лантея, краем уха прислушивавшаяся к разговору, придержала сольпугу, чтобы поравняться с торговцем, и забрала у него из рук старинные записи. Однако беглый осмотр ей не помог.

— Странно. Очень похоже на залмарский язык, но то ли здесь допущено по несколько ошибок в каждом слове, либо это очередной шифр, — подвела итог девушка и все же передала свитки Ашарху, объяснив их ценность.