Проклятый

– Не забудь, что ты нужна мне только для коронации. Поэтому… На твоем месте я бы вел себя хорошо и внимательно проглатывал бы каждый приказ и слово. Иначе… Когда я стану королем, мне больше не понадобится королева. – Я понадеялся, что ее мозг способен уловить смысл этого тонкого намека.

Но она только закрыла полы своего халата, потупив взгляд.

Развернувшись, я покинул ее спальню, размышляя о том, что я бы не хотел вернуться сюда вновь.

***

Я ловил кайф, когда Камелия проигрывала. Когда она слабела, прогибаясь под мою волю.

В тот момент, когда я решил ей открыться, узнал о гвардейце, и злость снова заразила мою кровь.

Когда я представлял ее в объятиях другого, меня потряхивало. И она была.

Она с самого начала была отдана другому мужчине.

Лгала мне, что невинна. А я… Прикоснулся к ней после – второй раз, третий.

Я не мог остановиться, хоть каждый раз и одергивал себя, повторяя про себя одно слово.

Грязнокровка.

Кто—то уже был в ней так же, как и я. Прикасался своими грязными лапами, не выпуская из рук ночи напролет. А я подобрал.

Я, конечно, понимал, что мои шлюхи были из того же теста, но это было их работой.

А она… Разочаровала меня, солгала, потом закрылась в своей спальне с гвардейцем и думала, что после этого я буду обращаться с ней так, как она этого хочет?

Все эти чувства лежали на поверхности. Это была лишь верхушка айсберга, а то, что было скрыто подо льдом этого гнева к девушке, постоянно тянуло меня на дно.

Уничтожало.

Допивая второй стакан виски, сидя за синтезатором, я сам не заметил, как начал играть мелодию, которую назвал бы ее именем.

Пальцы сами бегали по клавишам, я лишь изредка вливал в себя все больше алкоголя до тех пор, пока голова не зажила отдельной жизнью.

Внутри царил такой хаос, что хотелось крушить все, что попадется под руку.

И я крушил.

Наутро сюда придется поставить новую мебель.

Мои нервы были на пределе, я искал успокоения в воспоминаниях, которые дарили мне эйфорию.

И каждое было связано с Камелией.

Член заныл, так сильно нуждаясь в ней, словно я был одержим нашей игрой, ее ласками и теплом.

Прервав мелодию, дойдя до кульминации, я с грохотом опустил крышку, едва не придавив свои пальцы.

Я никогда не умел выражать свои настоящие чувства вслух, даже когда они у меня были. Они выходили через музыку, через борьбу, фехтование.

До восемнадцати лет я даже вел дневник – выходила ерунда, но нас с Бастианом заставлял отец. Он говорил, что это необходимо для истории.

Если бы хоть один человек прочел мой дневник, я бы провалился на этом же месте. Я бы лучше прошелся голым по центру Лондона, причем не испытал бы при этом и капли смущения.

Едва ли мне есть чего стесняться.

А вот дневники… Они были частью моей прошлой души.

Дрожащими руками я достал один из своих дневников из тумбочки в гостиной, запертой на замок.

«2216 год, Обрыв у Белых скал.

Сегодня мне исполнилось шестнадцать. Все поздравляют меня. Но для меня этот – день настоящая пытка.

Сразу думаю о своем настоящем происхождении. Бастиан не упустит шанса подшутить на эту тему. В последнее время он стал немного другим, возможно, из-за свалившихся на него обязанностей.

Знаю, я не должен писать здесь гадости о своем брате. Через сотни лет мой дневник найдут, и историки решат, что я завидовал своему брату и ненавидел его.

К черту, я потом вырву эти странницы. Иногда просто хочется вылить все на бумагу, особенно, когда никто, кроме гребанного листка, не может тебя понять.

Много ли бастардов я еще знаю? Ни одного.

Ну, ничего, я буду делать все, чтобы быть лучше Бастиана. Я был бы достойным правителем, но я знаю, что мне не суждено им стать. На самом деле, это не мое.

Я хочу в Оксфорд с Джейсоном. Или, может, даже, за океан.

Мир такой большой, а я вынужден видеть лишь одну его сторону.

Взять хотя бы этот обрыв: нахожусь на нем и чувству себя на краю света.

Небо затянуто серыми тучами – что ж, с днем рождения, Брэндан. Ветер поднимается.