Проклятый

— Да, сэр. Душами.

— Ну, ну, — сказал он. Он подошел к пеналу и коснулся инициалов на крышке сухими, как мел, кончиками пальцев. — Ну, ну, действительно прекрасная вещь. Она принадлежала Генри Геррику, вы утверждаете?

— Генри Геррику старшему. Двенадцатый судья в процессах ведьм из Салема.

— Гм. Пытаетесь меня подкупить очень дорогим даром, чтобы попасть в мою библиотеку. Сколько вы за это хотите?

— Ни цента, сэр.

— Ни цента? Вы сошли с ума?

— Нет, мистер Эвелит, не сошел. Я сказал, что не хочу денег. Я только хочу получить доступ в вашу библиотеку.

— Понимаю, — буркнул Дуглас Эвелит. — Он уже начал открывать пенал, но сменил намерение. — Ну что ж, мне нелегко будет исполнить это требование. Я хочу кончить мою историю религий семнадцатого века в Массачусетсе. Это работа моей жизни. Я оцениваю, что ее окончание займет у меня еще год, и я не собираюсь терять ни минуты из него. Видите, я сейчас мог бы писать, вместо того, чтобы разговаривать с вами. Предположим, что в минуту смерти у меня не хватит для окончания книги именно этих десяти минут. Как я тогда пожалею об этом разговоре!

— Мистер Эвелит, мы точно знаем, что мы ищем, — вмешался Эдвард. — Если ваша коллекция полностью каталогизирована, мы будем вас беспокоить максимум день или два. И мы можем приходить только ночью, когда вы спите.

— Гм, — повторил Дуглас Эвелит. — Я никогда не сплю по ночам. Я отдыхаю часа три после полудня, этого совершенно хватает для моих потребностей.

— В таком случае, будет ли разрешено нам приходить после полудня?

Дуглас Эвелит снова коснулся пенала.

— Так это на самом деле принадлежало Генри Геррику? У вас есть доказательства?

— Внутри пенала есть три коротких письма, написанных лично Генри Герриком, что доказано экспертизой, — проинформировал я его. — Более того, в одном из отчетов о процессах ведьм упоминается, и выразительно, о «коробке для писем» Геррика.

— Понимаю, — старый Эвелит снова открыл пенал и задумчиво касаясь чернильницы с серебряными фурнитурами, коробочки с песком и перодержателя из слоновой кости. Там был даже кусочек зеленого воска для печатей времен примерно викторианской эпохи. — Соблазн действительно велик, — признался Эвелит. — Эти предметы могут стать источником вдохновения.

— Дуглас, — заговорила девушка в черном. — Может, твои гости выпили бы шерри?

Дуглас Эвелит с удивлением поднял глаза, но через секунду кивнул головой.

— Да, Энид. Наверно, ты права. Шерри, господа?

С определенной озабоченностью мы приняли приглашение. Дуглас Эвелит направил нас жестом в другой конец библиотеки, под витринное окно, и указал нам места на большой, покрытой слоем пыли, обитой кожей софе. Когда мы сели на нее, раздалось громкое шипение выходящего воздуха и нас окружило облако пыли, густое, как пыль битвы. Дуглас Эвелит воссел точно напротив нас в атласном кресле. В зеленом свете, проходящем через стекла витража, он выглядел точно как труп, который уже начинает гнить. Но его глаза были полны жизни и ума, а когда он заговорил, то высказывался живо и обаятельно:

— Я хотел бы очевидно знать, что вы ищете. Может, я смогу вам помочь. Собственно, если вы и ищете то, что здесь есть, я уверен, что смогу вам помочь. Последние пятнадцать лет я упорядочивал и каталогизировал все собрание, время от времени пополняя его, а также продавая менее ценные книги и рисунки. Библиотека должна жить, господа. Никогда нельзя считать ее полной, так как тогда она атрофируется и перестанет быть полезной, а содержащаяся в ней информация станет недоступной. Конечно же, пока вы не совсем понимаете, о чем я говорю, но когда начнете работать, если я на это соглашусь, то вы тут же заметите, как похожа на человека библиотека. Она живет и дышит так же, как и я, так же жива, как Энид или Квамус.

— Квамус? Этот индеец-слуга? — Тот, кто нас сюда впустил?

— Да. Раньше он работал у Биллингтонов из Нью-Данвич, много лет назад, но когда последний из них умер, он приехал сюда. Без предупреждения. Попросту появился на пороге с чемоданом. Энид думает, что он колдун.

— Колдун? — рассмеялся Форрест.

Дуглас Эвелит ответил ему кривой невеселой улыбкой.