Проклятое счастье

Дома Владислав нашел несколько визитных карточек от друзей, которые еще вчера не помнили его, и несколько просьб о помощи от бедных людей, которые, видно, чудом успели проведать о его богатстве.

— Вот она, натура человеческая! — сказал он иронически.

— Но ты все-таки помоги этим беднякам, Владик. Кто знает, может, и они уже давно истратили свой последний рубль, — заметила Эленка.

Владислав обещал им помочь; смеясь, описал он ей сердечный прием у Вельта, показал деньги и сообщил, что в пятницу вечером должен ехать в Краков.

— Это значит послезавтра! — шепнула Эленка, бледнея. — Мне будет так грустно…

Он обнял ее, и больше они о поездке не говорили.

На следующий день он сказал, что снял новую квартиру.

— На Краковском, пять комнат с передней и кухней, за восемьсот рублей.

— Нам тут было так хорошо! — ответила Эленка. — О!.. Увидишь, не будет нам счастья на новой квартире…

— Кроме того, — продолжал муж, — мы обзаведемся изящной мебелью, лакеем, горничной и хорошей кухаркой.

— А как же с Матеушовой?

— Действительно… Ладно, мы еще о ней подумаем.

Наступил день отъезда, ветреный, хмурый, слякотный, Вильский был задумчив. Эленка вздыхала. Оба не притронулись к обеду и тревожно ждали вечера.

Около восьми Эленка сказала:

— Я провожу тебя к поезду, хорошо?

— Зачем же, ангел мой, еще простудишься.

В девять к воротам подкатил экипаж.

Владислав медленно надел пальто, взял саквояж. В комнате царило мертвое молчание.

— Недели через две я вернусь, — сказал он глухо.

— Вернешься?.. — шепнула Эленка, кладя голову ему на грудь.

Неожиданно что-то шершавое коснулось руки Вильского. Это старая Матеушова поцеловала его.

Он поспешно вышел за дверь, но, едва спустившись на несколько ступенек, остановился. Ему казалось, будто что-то сковало ему ноги. С минуту помедлив, он вернулся наверх, охваченный сильным волнением. Эленка, еще стоявшая в передней, упала ему на грудь и горько заплакала.

— О, не забывай меня! — еле выговорила она, рыдая.

Он снова ушел; на этот раз Эленка выбежала за ним.

— Владик!

— Да, что?

Она опять бросилась ему на шею, страстно обняла и прошептала:

— Не забудешь? Вернешься?

Сидя в коляске, он еще раз посмотрел вверх и увидел отдернутую штору в окне второго этажа, а рядом какую-то тень.

— О, не забывай меня…

Улицы заволокло туманом. Фонари отсвечивали красным; кругом раздавались шаги прохожих и стук колес.

«Не забудешь?.. вернешься?..» — шептало эхо.

Вильский приехал на вокзал взволнованный и раздраженный. Отдав багаж носильщику, он без оглядки прошел прямо в зал первого класса.

Там было всего несколько человек, все чужие лица. Это его успокоило. Он перевел дыхание, как человек, избежавший большой опасности, и мысленно еще раз простился с Эленкой.

В эту минуту послышался голос Вельта:

— Чудесно! ты, значит, тоже здесь?

— Как видишь.

— Представь себе, моя Амелия тоже едет. Я посылаю ее в Краков по одному делу, где требуется… ну, сам знаешь что… То, что только она может сделать.

Пани Вельт была не в духе и молчала.

Вильский пошел за билетом. Когда он вернулся, банкир сказал со смехом:

— Нет, что значит женщина! Третьего дня согласилась поехать, сегодня весь день капризничала, а сейчас заявляет, что боится простуды и предпочла бы отложить на завтра.

— Что ж, пожалуй, и стоило бы, — холодно ответил Вильский. — Жаль, что ты меня не познакомил со своим делом, я бы его уладил.

— Куда тебе! У тебя голова забита твоими миллионами, а мое дело требует внимания и хладнокровия. Нет, только она может его уладить.

Прозвенел звонок, пассажиры стали занимать места. Вдруг кровь горячей волной ударила Вильскому в голову: между складок длинного, до земли, платья он различил стройную маленькую ножку пани Вельт…

При виде этой ножки он позабыл о жене, о своем волнении и о неприятном чувстве, которое только что испытал.

— Садись же, Владислав! — крикнул банкир.

Кругом раздавались возгласы провожающих, поезд тронулся, но Владислав ничего не замечал. Он с трудом переводил дыхание.

— Оригинальное положение! — проговорила вдруг пани Вельт. — Сейчас я видела Свеготницкого и уверена, что завтра же вся Варшава будет болтать, будто мы с вами совершили побег в присутствии и с разрешения моего мужа.

— Ну, и какое нам до этого дело? — отозвался Вильский, пронизывая ее пылающим взглядом.

— Вам нет дела, мне — есть! — многозначительно ответила она.

— Как бы там ни было, факт остается фактом, и раз уж так…

Взгляд Амелии заставил его замолчать. Только теперь он заметил, что они одни в купе.

Наступило долгое молчание; пока оно длилось, пани Вельт с равнодушным видом глядела в окно, а Вильский… утратил остатки самообладания.

Нечаянно он уронил перчатку, она упала к ногам пани Вельт. Нагнувшись за ней, он рукавом слегка коснулся ботинка своей спутницы. Тогда он почувствовал, что мускулы его тела превратились в раскаленные стальные пружины, что грудь его вот-вот разорвется, что собственное дыхание сжигает его. Он поднял глаза на Амелию и подумал: будь они сейчас разделены стеной штыков, он раскидал бы их, как охапку тростника.