Дома Владислав нашел несколько визитных карточек от друзей, которые еще вчера не помнили его, и несколько просьб о помощи от бедных людей, которые, видно, чудом успели проведать о его богатстве.
- Вот она, натура человеческая! - сказал он иронически.
- Но ты все-таки помоги этим беднякам, Владик. Кто знает, может, и они уже давно истратили свой последний рубль, - заметила Эленка.
Владислав обещал им помочь; смеясь, описал он ей сердечный прием у Вельта, показал деньги и сообщил, что в пятницу вечером должен ехать в Краков.
- Это значит послезавтра! - шепнула Эленка, бледнея. - Мне будет так грустно...
Он обнял ее, и больше они о поездке не говорили.
На следующий день он сказал, что снял новую квартиру.
- На Краковском, пять комнат с передней и кухней, за восемьсот рублей.
- Нам тут было так хорошо! - ответила Эленка. - О!.. Увидишь, не будет нам счастья на новой квартире...
- Кроме того, - продолжал муж, - мы обзаведемся изящной мебелью, лакеем, горничной и хорошей кухаркой.
- А как же с Матеушовой?
- Действительно... Ладно, мы еще о ней подумаем.
Наступил день отъезда, ветреный, хмурый, слякотный, Вильский был задумчив. Эленка вздыхала. Оба не притронулись к обеду и тревожно ждали вечера.
Около восьми Эленка сказала:
- Я провожу тебя к поезду, хорошо?
- Зачем же, ангел мой, еще простудишься.
В девять к воротам подкатил экипаж.
Владислав медленно надел пальто, взял саквояж. В комнате царило мертвое молчание.
- Недели через две я вернусь, - сказал он глухо.
- Вернешься?.. - шепнула Эленка, кладя голову ему на грудь.
Неожиданно что-то шершавое коснулось руки Вильского. Это старая Матеушова поцеловала его.
Он поспешно вышел за дверь, но, едва спустившись на несколько ступенек, остановился. Ему казалось, будто что-то сковало ему ноги. С минуту помедлив, он вернулся наверх, охваченный сильным волнением. Эленка, еще стоявшая в передней, упала ему на грудь и горько заплакала.
- О, не забывай меня! - еле выговорила она, рыдая.
Он снова ушел; на этот раз Эленка выбежала за ним.
- Владик!
- Да, что?
Она опять бросилась ему на шею, страстно обняла и прошептала:
- Не забудешь? Вернешься?
Сидя в коляске, он еще раз посмотрел вверх и увидел отдернутую штору в окне второго этажа, а рядом какую-то тень.
- О, не забывай меня...
Улицы заволокло туманом. Фонари отсвечивали красным; кругом раздавались шаги прохожих и стук колес.
"Не забудешь?.. вернешься?.." - шептало эхо.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вильский приехал на вокзал взволнованный и раздраженный. Отдав багаж носильщику, он без оглядки прошел прямо в зал первого класса.
Там было всего несколько человек, все чужие лица. Это его успокоило. Он перевел дыхание, как человек, избежавший большой опасности, и мысленно еще раз простился с Эленкой.
В эту минуту послышался голос Вельта:
- Чудесно! ты, значит, тоже здесь?
- Как видишь.
- Представь себе, моя Амелия тоже едет. Я посылаю ее в Краков по одному делу, где требуется... ну, сам знаешь что... То, что только она может сделать.
Пани Вельт была не в духе и молчала.
Вильский пошел за билетом. Когда он вернулся, банкир сказал со смехом:
- Нет, что значит женщина! Третьего дня согласилась поехать, сегодня весь день капризничала, а сейчас заявляет, что боится простуды и предпочла бы отложить на завтра.
- Что ж, пожалуй, и стоило бы, - холодно ответил Вильский. - Жаль, что ты меня не познакомил со своим делом, я бы его уладил.
- Куда тебе! У тебя голова забита твоими миллионами, а мое дело требует внимания и хладнокровия. Нет, только она может его уладить.
Прозвенел звонок, пассажиры стали занимать места. Вдруг кровь горячей волной ударила Вильскому в голову: между складок длинного, до земли, платья он различил стройную маленькую ножку пани Вельт...
При виде этой ножки он позабыл о жене, о своем волнении и о неприятном чувстве, которое только что испытал.
- Садись же, Владислав! - крикнул банкир.
Кругом раздавались возгласы провожающих, поезд тронулся, но Владислав ничего не замечал. Он с трудом переводил дыхание.
- Оригинальное положение! - проговорила вдруг пани Вельт. - Сейчас я видела Свеготницкого и уверена, что завтра же вся Варшава будет болтать, будто мы с вами совершили побег в присутствии и с разрешения моего мужа.
- Ну, и какое нам до этого дело? - отозвался Вильский, пронизывая ее пылающим взглядом.
- Вам нет дела, мне - есть! - многозначительно ответила она.
- Как бы там ни было, факт остается фактом, и раз уж так...
Взгляд Амелии заставил его замолчать. Только теперь он заметил, что они одни в купе.
Наступило долгое молчание; пока оно длилось, пани Вельт с равнодушным видом глядела в окно, а Вильский... утратил остатки самообладания.