Проклятое дитя

Словно по приказу заиграла музыка, и демон привлек девушку ближе, обнимая ее второй рукой, почти создавая ту особую близость, что всегда была между ними, когда можно было прижаться всем крошечным телом, подхватить на руки и уложить на плечо. Но сейчас это был всего лишь танец — первый танец в жизни Анны. И он тоже много значил. Они кружили по залу единственные, потому что никто не посмел нарушить их прекрасный танец своим. Никто не мог оторвать взгляда от этой пары, которая гармонично, уверенно и виртуозно вальсировала по залу, поражая своим великолепием. И даже на разговоры и обсуждение невозможно было отвлечься.

— Все смотрят только на нас, — прошептал с улыбкой Хасин, чуть наклонившись к Анне. — Ты наслаждаешься?

— Я наслаждаюсь тем, что рядом именно ты. На них мне плевать, — честно ответила девушка. — Я так скучала! — и голос, полный невыразимой тоски, которой было пропитано каждое ее письмо, но которое не передашь чернилами.

— И я, моя Амани, — нежно улыбнулся демон, глядя ей в глаза. — Так же сильно и непередаваемо.

— Тогда почему ты не вернулся раньше!? — дрожащим голосом спросила Анна, пусть и знала ответ на этот вопрос.

— Ты знаешь, милая. И я могу пообещать лишь, что больше столь долгой разлуки не будет.

Анна лишь кивнула, принимая его обещание.

Музыка закончилась, и к удивлению девушки раздались аплодисменты. Она посмотрела вокруг и увидела зачарованных ими людьми, каждый из которых презирал их обоих, но не мог не восхититься. Но среди всех взглядов, в первом ряду большого круга, который был образован гостями, едва они начали танцевать, стояла Лили. Ее сестра прожигала ее ненавистным взглядом, полным злобы и ярости.

— Она ненавидит меня, — спокойно произнесла Анна, отворачиваясь от Лили.

Вокруг зашевелились гости, некоторые так же вышли танцевать, и Хасин с девушкой оказались в толпе, медленно продвигаясь к одной из дверей, что вели в сад.

— Потому что завидует, — спокойно ответил Хасин.

Они не боялись, что кто-то услышит их — демон накрыл их пологом тишины, который был виден лишь им двоим. Все остальные даже не видели, как их губы шевелятся — для всех они просто шли рядом молча.

— Завидует? Но чему? — непонимающе воскликнула Анна, глядя на него с горечью и непониманием. — У нее есть все, чего лишена я: любовь семьи и родителей, подданных, придворных. У нее есть право выбора, как строить свою жизнь, у нее есть свобода, в конце концов! А что есть у меня?

— Ты поймешь однажды свою уникальность. Именно ей она и завидует, — мягко ответил Хасин, сжимая ее руку в своей в успокаивающем жесте, которого ей так не хватало все эти годы. — Ты особенная. И все это знают. И ей все равно, что эта особенность приносит тебе одни лишь страдания. Она видит в тебе уникальность, которой нет в ней. Ей не нужны ненависть, презрение и разговоры, которыми ты окружена. Но если бы тебя не было вовсе, тогда было бы лучше. А так — не всегда говорят лишь о ней. Не всегда склоняются лишь перед ней. Не она однажды станет императрицей, — хмыкнул весело Хасин, заставив Анну улыбнуться, пусть скупо и невесело, но она все же оценила. — Есть чему завидовать.

— Не для меня. Я предпочла бы иную жизнь, — вздохнула Анна, выходя в сад. — Без дворца, без долга перед страной, без стыда за собственное рождение.

— Анна, — Хасин мягко остановил ее за руку, хмуро посмотрел на грустную девушку и недовольно продолжил, — мы не выбираем свою судьбу. И я думал, что ты со своей смирилась.

— Смирилась, — согласно кивнула девушка, опуская голову. — Но это не значит, что я не хочу иной жизни.

— Будь у тебя иная жизнь, ты не знала бы того, что знаешь сейчас. Ты не видела бы того, что видела, живя подобной жизнью. И даже меня рядом никогда бы не было, — мягко и хитро улыбнулся Хасин.

— Только это меня и радует, — хмыкнула девушка.

— Не стыдись себя. Не за что, — приподняв ее голову за подбородок, твердо приказал Хасин, глядя на нее с долей осуждения.

— Я росла с пониманием обратного.

— Очень скоро ты покинешь этот дом.

— И сделаю это без сожаления, — уверенно ответила Анна, обернувшись к сияющему огнями и светом, звуками и смехом дворцу. — Но что меня ждет в твоем мире, Хасин? Я не нужна там, так же как и здесь, — с горечью добавила она.

Для Анны не было секретом, насколько "желанной" невестой она была для принца Кассиана. И пусть император сам заключил этот договор, пусть принц знает о наличие у него невесты-человека, и их двоих это нисколько не волнует, по словам их сына и брата, в общем и целом суть останется прежней — в том, другом дворце, она будет так же презираема большинством. Как здесь ей рады лишь несколько человек, так будет и там. И эта мысль не давала ей покоя никогда. Не раз Хасин обсуждал все это с ней. Она понимала, принимала все как данность, не жила иллюзиями и надеждами на лучшее будущее. Но так было горько, что вся ее жизнь будет такой — в одиночестве, будучи отверженной и нелюбимой.

— Тебя нельзя не полюбить, — не раз говорили ей леди Мирай и Хасин, даже Фарх не единожды повторил эту фразу.