Чем-то в этот момент Анна напомнила ему Кассиана. Тот тоже был любознательным ребенком, жаль вырос очень быстро. А с девочкой он будет видеться не так часто, как того хотелось бы. И ведь хотелось. Хасин приезжал сюда не из-за чувства долга, не из-за обязанностей и вежливости, не для того, чтобы присматривать и наблюдать, следить. Он приезжал потому, что хотел этого. Только сейчас понял почему: эта девочка с момента рождения стала для него особенной. В плане того, что была нареченной его брата. В том плане, что представляла особенную ценность для империи — отец поделился с ним частью пророчества, пусть лишь и намеком. Но еще и потому, что от нее веяло теплом и светом. Это была редкость, которую Хасин встречал лишь несколько раз. Но в первую очередь, в этой девочке он видел самого себя: отверженного, презренного, не знающего любви и уважения. И он не хотел для Анны подобной жизни. Возможно, он совершал ошибку, привязываясь к этому ребенку, возможно, не стоило быть с ней таким добрым и ласковым — ведь кто еще в империи одарит ее благосклонностью? Никто. Она человек — и это ее проклятие в будущем. Даже отец презрителен к самой идее подобного мезальянса, как брак его сына с человеческой девушкой. Но он хотя бы понимает его важность и ценность. Лишь это делает его более мягким на этот счет. Сам Кассиан просто растет с мыслью о том, что его судьба устроена. Ему прививаются мысли об уважении к супруге, хотя раса людей для него не менее ненавистна, чем любому другому демону. Он тоже не знает причин, по которым отец заключил подобный договор — он не должен узнать о пророчестве, иначе Нити буду порваны, а это грозит многими последствиями. Он просто верит тому, что так нужно, не задавая вопросов и не сомневаясь в словах отца и брата.
И сейчас, глядя, как Анна весело бегает в саду вместе с Ташем, он думал о том, что ее ждет. Ненависть. Безжалостность. Насмешки. Презрение и ненависть. Ровно то, что она будет видеть здесь, в родном доме. Нигде ей не рады, нигде она не будет спокойна и счастлива. И Хасин желал подарить ей хоть что-то, что скрасит ее жизнь, пусть это и будет лишь малость в виде его внимания и доброты.
Странно смотрелись демон, адский пес и юная принцесса в королевском саду. Прогуливающиеся тут и там придворные пытливо и со страхом наблюдали за ними, не в силах побороть свое любопытство. Вроде как ненавязчиво прогуливались по дорожкам в отдалении, но Хасин не раз и не два замечал одни и те же лица, что ходили кругами. Лишь усмехался: никто никогда не подходил к Анне, когда она гуляла, зато всем был любопытен он — Бастард. Он ловил на себе разные взгляды, но каждый уже был знаком и выучен наизусть, предсказуемо было и то, что следовало за ними. От женщин, дрожащих от страха, лилось вожделение, намеки и кокетство, которое даже страх не в силах был побороть. Мужчины смотрели с опаской, агрессией и завистью, что толкало их к оскорблениям и злобе. И ни одного равнодушного или спокойного взора.
Возвращаясь вечером в покои принцессы, Хасин нес девочку на руках, вслед за ними шел довольный и спокойный Таш, который чувствовал в демоне такого же защитника, каким был сам. Неожиданно девочка посмотрела вперед и громко вскрикнула:
— Лили!
Хасин поднял голову и увидел идущих навстречу королеву Рабию со своей дочерью и фрейлинами. Вторая малышка, так же радостно вскрикнула и, вырвав ручку из руки матери, побежала вперед. Демон опустил принцессу на пол, и та побежала навстречу. На полпути девочки встретились и крепко обнялись, застыв так на некоторое время. А Бастард смотрел в этом момент на королеву: она недовольно поджала губы, стараясь не смотреть на свою вторую дочь, явно была недовольная тем, что они пересеклись. В ее глазах была и тоска, и грусть, но все же презрения больше.
— Анна! — почти с гневом, воскликнула Рабия, подходя к девочкам.
Анна испугано отупила от сестры и склонила голову, даже не глядя на мать, но дрожа от ее голоса.
— Матушка, — тихо прошептала девочка, склоняясь в корявеньком пока реверансе перед королевой.
Хасин невольно и недовольно нахмурился, увидев, что девочка боится собственную мать, дрожит перед ней и даже не смотрит.
— Почему ты еще не в постели?! — грозно просила Рабия, снова беря Лили за руку и словно отгораживая ее от сестры своими юбками.
— Я уже иду, матушка, — со слезами в голосе прошептала Анна, еще ниже опуская голову, словно вина ее была непомерной.
— И сколько раз и просила тебя не выпускать свою псину из спальни! — прошипела гневно женщина, бросив взгляд на Таша.
Тот в ответ оскалился, но тут же умолк под прикосновением возвышавшегося над ним Хасина. Рабия нарочно не смотрела на него, напрочь игнорируя, будто не желая признавать присутствие демона здесь в принципе.
— Доброго вечера, Ваше Величество, — спокойно поздоровался Хасин, подходя ближе и становясь за спиной Анны.