Проклятое дитя

Демонов и след простыл, как будто их здесь и не было, и только кровь на ступенях перед тронным залом, которую щетками оттирала прислуга, да шумные разговоры придворных напоминали о визите ненавистных гостей. А вечером перед королем на стол опустился свиток, появившись буквально из воздуха. Подношение принца, вернувшее ему потерянную честь, но поправшее гордость и самоуважение.

Глава 5

— Ваше Величество! Ваше Величество! — взволнованный тревожный голос прервал речь Тамира на совете, заставив его хмуро повернуться к двери, которая распахнулась, впуская запыхавшегося камердинера.

— В чем дело?! — гневно воскликнул недовольный подобным король. — Вы осознаете, что…

— Там демон, Ваше Величество! — забыв об этикете, о том, что перед ним его король, первые министры государства, с ужасом прошептал пожилой слуга. — С покоях принцессы Анны! Это…Бастард, — как-то вдруг виновато и смущенно, со страхом, добавил он.

И без того недовольный король, брезгливо и гневно сжал губы.

— Мы продолжим позже, — бросил он ледяным тоном своим министрам, стремительно покидая зал совета.

Его шаг был торопливым, взгляд пугал склонявшихся перед ним придворных при его приближении — каждый видел, в каком настроении король. А под горячую руку никто не желал попадать. Скинутый с плеч в зале плащ сейчас был бы к месту, развиваясь за его спиной для большего эффекта. Но и без того мужчина был весьма впечатляющ в своем настроении. За ним следом семенил камердинер, едва поспевая за своим повелителем.

Тамир буквально пролетел лестницу и коридоры к покоям своей дочери, ни на миг не задержавшись у дверей, распахивая их на ходу и врываясь в комнату. Застыл, кипя гневом и не скрывая этого, но пытаясь все же обуздать — крепко сжатыми губами, стиснутыми челюстями и заложенными плавно за спину руками.

— Бастард, — прошипел Тамир, сверля взглядом беловолосого демона, который стоял у окна и едва обратил внимание на явившего себя короля.

— Ваше Величество, — все так же не поворачиваясь и никак не проявляя даже намека на подобие соблюдения этика и проявление уважения: никого кроме них здесь не было, а потому…

— Что я вижу, — вдруг мрачно усмехнулся Тамир, насмешливо растягивая фразу, прищурив глаза и не сводя взгляда с лица юноши. — Нежность в глазах демона?!

Хасин только бросил на него кроткий взгляд, не выражающий ничего, и снова вернул его ребенку на своих руках.

Малышка подросла. Уже не крошечная девочка, не сверток пеленок, а годовалый младенец, воркующий на его руках, глядящий на него своими большими глазками на милом личике. Сверкающая четырьмя крошечными зубками в обворожительной улыбке, касающаяся его лица своими пухлыми ладошками — Анна покорила его с первого взгляда. И Хасин действительно смотрел на нее с нежностью и мягкой улыбкой на губах, так не вяжущейся с его образом жестокого, беспринципного, безжалостного и холодного демона, каким его знали все. Ласково касался губами маленьких пальчиков, прижимая ее ладошку в своей руке к губам. О чем-то шептал ей на ушко, сверкая искрами в глазах, щекотал белоснежные пяточки, вызывая заливистый смех и отвечая на него доброй усмешкой.

— Ей, — соизволил все-таки ответить Хасин, посмотрев на короля с арктическим холодом в глазах, — хватает и Вашей ненависти.

Что ж, он был прав. Анна была проклятым ребенком, как назвал ее собственный отец в день рождения. Только так ее и называли во дворце, да и во всем королевстве. Этот младенец, даже не зная этого, стал олицетворением грязного, недостойного и нежеланного союза с извечными врагами всего рода человеческого. Никому не было дела, что не ее вина, никто не задумывался о том, что просто так сложилась жизнь. Людям нужно было куда-то выплескивать свое разочарование, недовольство, презрение и злость, и почему бы не выливать все это на дитя, которое даже не способно оправдаться? Так и выходило.

Рождение дочери стало для Тамира его личной ошибкой, результатом самонадеянности и глупости, которую он проявил, но мог бы избежать, мог бы исключить сам шанс на ее возникновение. И неважно, что все обернулось гораздо лучше, чем он мог рассчитывать, неважно, что его честь осталась при нем: все из уст в уста передают его фразу, сказанную в день подписания Всеобщего договора, никто не забыл ее, и плевать, что принц аннулировал тот второй договор, подписанный его отцом и Тамиром. Для короля осталось неизменным то, что подобная связь для него неприемлема, недостойна и презренна как таковая, не зависимо от условий. Люди и демоны всегда были и всегда останутся врагами, не смотря на сотню мирных договоров! Этого не изменить ничем — ни прекращением войны, ни браком между семьями. Эта вражда, эта ненависть была в крови.

И король стал первым, кто высказал обвинение в сторону собственной дочери. Всего лишь фраза, но в ней столько разочарования, столько злости и презрения, что это уже невозможно было бы исправить, даже если бы он захотел. Но Тамир смотрел на Анну и видел свое поражение. Смотрел на свою дочь и чувствовал только разочарование от того, что она не умерла сразу после рождения.