— Почему?
— Корвус…
— Скажи мне, я — Тринадцатая?
Она услышала отчаянное карканье, шелест крыльев, бьющихся о прутья решетки.
— Корвус!
И тишина. Густая, тревожная, жуткая тишина, пронизывающая все живое и мертвое. Больше не на что было надеяться.
Девушку потянуло назад — мягко и нежно, словно кто-то нес ее на руках. А затем она распахнула глаза в своем физическом теле; над головою по-прежнему сияли Двенадцать Лучей Демиургов.
— Эл? — спросила Аврора напряженно. Повернув голову к подруге, Пуэлла увидела золотую змею, которую та прижимала к груди. Недавно выбравшийся в мир живых, фамильяр был очень слаб и почти не шевелился, а потому девушка обращалась с ним особенно нежно, как со спящим ребенком. — Где же твой? Ты что, позабыла его в Лесу Духов?
— Пуэлла? — спросила уже Шиа-Мир. — Девочка моя, почему ты оставила фамильяра там? Ты что, отвергла его?
Теперь на Пуэллу откровенно таращились уже все присутствующие. Девушка вздохнула, чувствуя, как краска стыда приливает к щекам.
— Нет, дайра Шиа-Мир, я никого не отвергала.
— Но что же тогда?
Все ждали в напряжении.
— Ко мне просто никто не явился. Никто не выбрал меня. Лес был пустым, все сущности попрятались. Беда.
Преподавательница смерила Пуэллу подозрительным взглядом и оглядела остальных.
— Направляйтесь в постели и уложите фамильяров рядом с собой, — сказала она своим угрожающе бархатистым голосом, расплываясь в ядовитой улыбке. — Выспитесь и отдохните. Завтра — заключительный свободный день перед началом учебного года и прибытия учеников старших курсов.
Все лениво поднялись, собираясь возвращаться в постели.
— …а ты, Пуэлла, останься.
Девушка вздохнула и кивнула. Уходя, Аврора слабо коснулась предплечьем ее локтя и ободряюще улыбнулась.
— Все хорошо, — прошептала она одними губами — и скрылась в сумраке лестницы.
Когда все ушли, и они с преподавательницей остались наедине, Шиа-Мир поднялась и неспеша приблизилась к Пуэлле, по-прежнему широко улыбаясь.
— Редко случается такое, чтобы студент не находил себе фамильяра в Лесу Духов с первого раза, — сказала она печально. — Слушай, девочка… а покажи-ка мне свой живот.
От такой просьбы Пуэлла оторопела.
— Простите, что? — она растерялась. — Показать живот? Но какое отношение это имеет к…
— Я прошу тебя, Пуэлла. Не упрямься.
Девушка медленно кивнула и приподняла пижаму. Преподавательница удовлетворенно кивнула.
— Пятно Отречения! Так я и думала.
— Это родимое пятно, — обиделась Пуэлла. — Оно у меня с рождения.
Шиа-Мир растерялась.
— Тогда это очень странно.
— Почему же?
— А потому, девочка моя, — она повела плечами, — что это — печать контракта с фамильяром, разорванная не до конца. Видишь ли, когда фамильяр и хозяин заключают договор, их души вступают в особую связь, которая находит свое отражение в узорах на животе, так называемых Печатях Согласия. Когда хозяин умирает, погибает и фамильяр. Если, в свою очередь, фамильяр уходит раньше, то хозяин не может завести себе второго до конца своих дней.
— Но какое я имею к этому отношение?
— Бывают и другие случаи — например, такие, когда хозяина фамильяр не устраивает, а тот, следуя природным инстинктам, по-прежнему рвется служить своему призывателю. Не желает отпускать. Тогда и возникают Пятна Отречения: чародей отказывается от своего волшебного слуги, а тот остается ему верен и не желает расставаться. Печать на их животах остается, но темная и уродливая. Как клеймо в напоминание о разрыве и разбитом сердце.
— Но я повторяю Вам: оно у меня с рождения.
— В таком случае, у Вас каким-то образом был фамильяр с неосознанного возраста, которого Вы впоследствии отвергли. Или Вам помогли это сделать несведущие взрослые. Я не знаю, — преподавательница вздохнула. — Ритуал Отречения может провести только крайне одаренный чародей. Учитывая, что Вы родом из глубинки, в Вашем окружении вряд ли мог найтись такой.