Проклятое число

«…а потом она создала второе поколение, и оно снова ей не приглянулось. Уродливые, несовершенные, слишком привязанные к ней создания, которые требовали доработки, но в итоге очутились заперты и брошены собственной создательницей».

Дилектус серьезно посмотрел на себя в зеркало. С тех незапамятных времен он совершенно не изменился: все тот же прекрасный юноша с золотыми кудрями, молочной кожей и невинным взглядом, что теперь казался стеклянным, как у куклы. Впрочем, кого он пытался обмануть? Это ведь и были кукольные глаза.

Несомненно, Дилектус был бы слепцом, родись он человеком, однако старые детища Конкордии были куда менее зависимы от органов чувств — те были скорее иллюзией, оболочкой, в то время как реальное значение имело хорошо развитое астральное тело, управляющее физическим. Конкордия исправила это у своих новых детищ, сделав их души крепко привязанными к телам, а потому — куда более слабыми и подверженными болезням.

«Теперь я понимаю, почему ты уничтожила нас всех, красавица. Ты боялась, что мы слишком сильны, слишком могущественны, чтобы быть выгодными пешками в твоей неведомой доселе игре».

Дилектус поправил фибулу в форме златоволосого человеческого черепа на своей сюркотте — все-таки, он был лидером Воинов Истины и просто не мог выглядеть неухоженно. К тому же, там, за пределами комнаты, его уже ждали гости. Священная Ночь была на носу, все приготовления — завершены. Оставалось только осмелиться выйти из тени и открыто бросить вызов той, что так бессердечно вычеркнула его из истории, словно нечто бесполезное и не заслуживающее никакого внимания.

Он думал, что ничего не боится, однако колени у него дрожали. Странное ощущение слабости накатывало на все существо, в горле стоял ком, а голова кружилась, когда Дилектус медленно вышагивал по нескончаемым коридорам, ведомый лишь чутьем. Обыкновенный человек заблудился бы, ведь ни один, даже самый крошечный, лучик света не касался катакомб под храмом, однако он, Дилектус, был единственной выжившей тварью со времен первого поколения детищ Конкордии и не нуждался в фонариках или свечах. Его прозрачная душа пользовалась физической оболочкой скорее из удобства и вежливости, чем из ярой необходимости, а астральные глаза могли видеть даже в кромешной мгле.

Пусть даже настоящие, физические, были навечно заменены огромными кукольными зрачками, это ни капельки ему не мешало.

— Дайр Дилектус, какое счастье! Вы уже готовы! Времечко идет, часики бегут, а настроеньице у меня препотрясающее!

Тучный эгреигус кинулся было навстречу, но был остановлен равнодушным жестом руки.

— Не сейчас, Поркус. Где она? Вы ведь ее нашли?

— Несомненно, несомненно! Вот, слева от нас, посмотрите!

Дилектус лениво перевел взор на девушку, прикованную к длинной железной скамье, дрожащую от холода и всем видом пытающуюся сдерживать страх и недовольство. У нее были золотые кудри, мягкие руки, нежные голубые глаза… юноша подошел к ней и опустился рядом, уставившись неморгающими куколными зрачками в прекрасное, полное противоречивых чувств лицо.

— Я очень рад лично познакомиться с тобою, Пуэлла, — сказал он наконец, чувствуя, как тревога сменяется гнетущей тоской. Захотелось вскочить и стремглав кинуться прочь, но он сдержался и даже не дернулся с места. — Меня зовут Дилектус. Я лидер Воинов Истины и твой родной отец.

Эпилог

Новый ректор вошел в библиотеку поздней ночью, оглядываясь по сторонам, словно вороватый мальчишка. У него было смуглое лицо эвитианца, огромные желтые глаза, свойственные всем жителям изнурительно жаркой Державы, длинные дреды с вплетенными в них бордовыми лентами и сияющая кожа — словно темный бархат, усыпанный золотистыми блестками.

— Обнять тебя не хватит рук! Входи, раз хочешь, добрый друг. — Аминий как раз возился с книгами; в каждой лапке он сжимал по одной, бегая крошечными зрачками по желтоватым страницам. — Зачем пришел? Хотел читать? А может, просто поболтать?

— Не притворяйся, что не понимаешь, — ответил ректор с резким и чуть грубоватым эвитианским акцентом; его народ позже всех принял Общий язык как официальный, и это было весьма заметно. — Я пришел говорить.

— Сказал бы просто — «поболтать»! Зачем так грубо начинать? Ну раз пришел, то говори. Ты знаешь, я…

— Довольно стихоплетства. — Мужчина сурово нахмурился; золотое колечко сверкнуло в густой брови. — Я знаю, чего ты хочешь. Начинается война, а ты один из ее главных трофеев.

— Умен, однако, ты, дружок! Пришел, пожалуй, чуть не в срок…

— Старуха и ее фамильяр были глупцами. Они не понимали, чего хотят, и действовали слишком топорно. Я же умею обращаться с магией и знаю ее цену. В конце концов, мне довелось побывать в ее плену. Не проходит и утра, чтобы я, проснувшись, не напоминал себе о той грязи, из которой вышел. — Человек открыл кожаную суму, болтающуюся на бедре, и извлек наружу сверкающую золотистую лампу. — Моя тюрьма всегда со мною.

— Как и моя — всегда со мной. Похожи мы, дружок, не скрою, и все ж совет: езжай домой.