Исель надула губы и скрестила руки на груди – раздосадованная, покрасневшая, но решительная. Бетрис, напротив, казалась бледной и сдавшейся. Подали суп. Все сидели и с отвращением смотрели на поднимавшийся над тарелками пар. Поддерживая традицию – как и всегда, – провинкара взяла ложку и отправила в рот недрогнувшей рукой первую порцию супа.
Кэсерил вдруг сказал:
– Но ведь леди Исель умеет плавать, ваша милость? То есть, я хочу сказать, ее этому учили в детстве?
– Конечно нет, – ответила провинкара.
– Ох, – пробормотал Кэсерил, – пятеро богов.
Он оглядел присутствующих. Рейна Иста сегодня осталась у себя. И потому, не обнаружив за столом особо чувствительных персон, он решил, что можно продолжить:
– Это напомнило мне об одной ужасной трагедии.
Глаза провинкары подозрительно сощурились, но она промолчала. Только Бетрис заинтересованно спросила:
– Да? Что за трагедия?
– Это случилось, когда я служил у провинкара Гуариды, во время кампании против рокнарского принца Олуса. Рокнарцы пересекли границу под покровом ночи, во время бури. Мне было приказано эвакуировать леди из замка ди Гуариды до того, как город будет окружен. Перед рассветом, проскакав уже полночи, мы переправлялись через реку. Брод был довольно глубокий. Лошадь одной из фрейлин провинкары оступилась, девушка упала в воду. Течение было очень сильным, оно подхватило ее и пажа, который бросился на помощь, и быстро понесло их прочь. К тому моменту, когда я развернул наконец своего коня, они уже скрылись из виду… Мы нашли тела только на следующее утро. Река была неглубокая, но леди, не умея плавать, слишком испугалась. Если б она имела хоть какие-то навыки, трагедии можно было бы избежать и падение в воду оказалось бы всего лишь неприятным эпизодом. Три жизни были бы спасены…
– Три? Вы сказали – три? – переспросила Исель. – Леди, паж…
– Она была беременна.
– О!
За столом воцарилась гнетущая тишина.
Провинкара потерла щеку и пронзила Кэсерила взглядом.
– Это правдивая история, Кэсерил?
– Да, увы, – вздохнул он. Он еще помнил, каким синим было лицо девушки, холодным и неподвижным – тело и как тяжелы были мокрые насквозь одежды… На душе же у Кэсерила было еще тяжелее. – Я должен был поставить в известность ее мужа.
– Ух, – выдохнул ди Феррей. Несмотря на свое пристрастие к застольным беседам, поддержать сейчас разговор он не решился.
– Не хотелось бы мне пережить такое еще раз, – добавил Кэсерил.
Провинкара издала странный звук и отвела взгляд. Через мгновение она сказала:
– Моя внучка не может плавать в речке нагишом, извиваясь, как какой-нибудь угорь.
Исель выпрямилась.
– О-о, ну конечно же, мы будем в льняных рубашках!
– Это правильно. В случае крайней нужды одежду обычно снимать некогда, – поддержал принцессу Кэсерил. Бетрис тихо пробормотала:
– И тогда мы будем стучать зубами от холода дважды: сначала – пока купаемся, потом – пока сохнем.
– Может ли какая-нибудь леди из замка научить принцессу? – поинтересовался Кэсерил.
– Никто из них не умеет плавать, – отрезала провинкара.
Бетрис согласно кивнула.
– Они способны только перебраться вброд через лужу, – и с надеждой посмотрела на него. – А вы можете научить нас плавать, лорд Кэс?
– О да! – хлопнула в ладоши Исель.
– Я… гм… – Кэсерил замялся. Рубашку, правда, при таких обстоятельствах ему снимать не придется, и не надо будет ничего объяснять. – Полагаю, да… если ваши гувернантки тоже поедут с нами, – он кинул взгляд на провинкару, – и если ваша бабушка позволит мне.
После долгого молчания провинкара сердито проворчала:
– Надеюсь, вы не продрогнете там до костей.
Исель и Бетрис благоразумно сдержали вопль радости, но одарили Кэсерила благодарными взглядами. Он задумался, не решили ли они, что он выдумал всю эту историю с ночными утопленниками ради них.
Первый урок был дан в тот же день. Кэсерил стоял посередине речки на случай, если его подопечные с перепугу пойдут ко дну, не успев замочить волос. Страх его поубавился, когда через некоторое время девушки расслабились и сами перестали бояться воды. Они, естественно, были более плавучими, чем Кэсерил, хотя месяцы за столом провинкары не прошли даром, стерев с его бородатого лица следы изможденности и чрезмерной худобы.