Они еще дважды прошли по песку туда и обратно, ступая по своим собственным следам, прежде чем Кэсерил закончил рассказ. Солнце превратилось в красный шар и уже почти касалось плоского морского горизонта, а бившиеся о берег волны потемнели и все дальше накатывались на берег. Кэсерил был откровенен с Бергоном, так же как с Истой, и ничего не утаил, кроме разве что исповеди несчастной рейны. Рассказал он также и о Дондо, обитавшем ныне у него в животе. Лицо принца, красноватое от закатного солнца, было задумчивым.
– Лорд Кэсерил, если бы мне рассказал это кто-нибудь другой, я бы не поверил. Я бы решил, что этот человек безумен.
– Безумие могло бы быть вполне естественным следствием подобных переживаний, принц, но только не их причиной. Все это правда. Я видел это сам и убедился. Я почти уверен, что тону в этом, – неудачное слово вкупе с шумящими морскими волнами рядом заставили Кэсерила вздрогнуть. Интересно, заметил ли Бергон, что все это время Кэсерил старался идти так, чтобы его собеседник оставался между ним и морем?
– Ты пытаешься представить меня героем детских сказок, избавляющим принцессу от злых чар поцелуем.
Кэсерил прокашлялся.
– Ну, одним поцелуем тут не обойтись, полагаю. Брак должен быть осуществлен, чтобы считаться заключенным законно. Заключенным с теологической точки зрения, я бы сказал.
Принц бросил на него непроницаемый взгляд. Через несколько шагов он сказал:
– Я видел твою честность в действии. Это… расширило мой мир. Меня вырастил отец, который всегда был осторожным, предусмотрительным человеком, вечно докапывающимся до тайных мотивов людей. Никто не может обмануть его. Но я видел, как он обманул сам себя. Если ты понимаешь, о чем я.
– Да.
– Было очень глупо с твоей стороны набрасываться на того рокнарского надсмотрщика.
– Да.
– Однако я уверен, случись такое снова, ты поступил бы так же.
– Зная то, что знаю сейчас… это было бы сложнее, но надеюсь… молюсь, чтобы боги оставили мою глупость при мне.
– Что же это за изумительная глупость, которая сияет ярче золота моего отца? Ты можешь научить меня ей, Кэс?
– Ох, – выдохнул Кэсерил, – не сомневаюсь.
Кэсерил встретился с Лисом на следующее утро. Его снова проводили в высокую светлую комнату с видом на море, но на этот раз встреча протекала в значительно более узком кругу: он, рей и секретарь. Секретарь сидел за столом перед стопкой бумаг, связкой новых перьев и солидным запасом чернил. Рей расположился у другой стороны стола, где стояли искусно вырезанные из коралла и жадеита шахматы, сама же доска была сделана из полированного малахита, оникса и белого мрамора. Кэсерил поклонился, и рей пригласил его сесть напротив.
– Играете? – поинтересовался Лис.
– Нет, милорд, – огорченно ответил Кэсерил, – очень плохо.
– Ах, какая жалость! – Лис отодвинул доску в сторону. – Бергон очень воодушевлен вашим описанием шалионского бриллианта. Вы хорошо поработали, посол.
– Всем сердцем надеюсь на это.
Рей коснулся верительной грамоты Исель, лежавшей на блестящей столешнице.
– Необычный документ. Вы знаете, что он обязывает принцессу исполнить все, что вы подпишете от ее имени?
– Да, сир.
– Ее полномочия в данном вопросе довольно спорны, знаете ли. Дело в ее возрасте.
– Ну что ж, сир, если вы не признаете за ней права самой заниматься своим браком, полагаю, мне ничего больше не остается, кроме как седлать коня и возвращаться в Шалион.
– Нет-нет, я же не сказал, что я оспариваю ее права! – в голосе старого короля промелькнуло легкое беспокойство. Кэсерил подавил улыбку.
– Конечно, сир, иметь дело с нами означает публично признать ее власть и права.
– Хм… верно. Конечно. Молодые так доверчивы. Вот почему блюсти их интересы должны мы, старики, – он взял в руки список, полученный от Кэсерила накануне. – Я изучил предложенные вами пункты брачного договора. Нам нужно многое обсудить.
– Прошу прощения, сир, это не предложения, это – требования. Если вы хотите дополнить их своими, я внимательно выслушаю вас.
Брови рея изогнулись дугой.
– Конечно, нет. Возьмем, к примеру, это – о порядке наследования в случае несовершеннолетия наследника, если боги благословят их детьми. Несчастный случай во время поездки верхом – и рейна Шалиона становится регентшей Ибры! Это неприемлемо. Бергон подвергается риску на поле боя, в отличие от своей жены.
– Ну, это мы надеемся, что она не будет ему подвергаться. Или я малосведущ в истории Ибры, милорд. Мне кажется, что мать принца перенесла две осады?
Лис откашлялся.
– В любом случае, – продолжил Кэсерил, – это риск обоюдный, и таким же должен быть и пункт договора. Исель подвергается риску тяжелых родов, что, естественно, не угрожает Бергону. Одни неудачные роды – и Бергон становится регентом Шалиона. Сколько ваших жен пережило вас, сэр?
Лис вздохнул, помолчал и сказал:
– Ну тогда вот этот пункт, об именах.
Несколько минут умеренного спора закончились решением, что Бергон ди Ибра-Шалион звучит ничуть не хуже, чем Бергон ди Шалион-Ибра, и данному пункту тоже было позволено остаться.
Лис прикусил губу и задумчиво нахмурился.