Проклятие рода Баскервилей (СИ)

На востоке Лондона в трущобах Уайтчепела,[4] где ряды приземистых двухэтажных домов из закопчённого тёмно-красного кирпича перемежаются грязными пивнушками и обшарпанными лавками с броскими вывесками, в одной из провонявших псиной подворотен с утра до вечера, окутанный клубами табачного дыма, с трубкой в зубах сидел Кривой Джек - владелец псарни. Вокруг него частенько крутилось несколько вечно голодных терьеров, жадно заглядывающих ему в глаза в надежде на угощение. Терьеры неплохо уходили за пару-тройку фунтов для любимой забавы лондонцев - крысиной травли. В подвале у Джека, запертые в клетках тихо скулили холёные болонки, украденные местными мальчишками за кусок хлеба или запечённое яблоко. Болонок затем возвращали обратно хозяевам, разумеется, за хороший выкуп. Остальной разномастный контингент, содержавшийся у Кривого Джека, не давал постоянного дохода, зато исправно гадил, спаривался и съедал всё, что оставалось после болонок и терьеров, которым по праву доставались лучшие куски.

Левый глаз Джеку выбили ещё лет десять назад в потасовке на Кейбл-стрит, и за это в определённых кругах его прозвали Кривым Джеком. К тому времени Джек уже сколотил небольшой капиталец на всякого рода махинациях, о чём джентльмены предпочитают помалкивать. Он решил больше не искушать судьбу и на имевшиеся средства завести доходное предприятие, о котором давно мечтал - собственную псарню. Теперь, если кто-нибудь в Ист-Энде[6] нуждался в пинчере, терьере или бульдоге лучшего товара, чем у Кривого Джека, было не сыскать. Джек вёл дела честно, насколько вообще можно честно вести дела в такой дыре, как Уайтчепел. Случалось, конечно, облапошивать простофиль, сбывая им безродных дворняг вместо чистокровных псов, но на то и существуют простаки, чтобы обводить их вокруг пальца.

В один из пасмурных весенних дней в подворотне появился странный незнакомец, поблескивавший золотой серьгой в ухе. Кривой Джек, как обычно, восседал на бочонке из-под эля, важный, словно пэр палаты лордов. Клиент свысока, а роста в нем было шесть футов с лишком, взглянул на псарню. Лучшей рекламы, чем отвратительная вонь от разлагавшихся собачьих экскрементов, разносившаяся на пару кварталов вокруг, придумать было трудно. Незнакомец, игнорируя витавший в воздухе специфический аромат, пожелал ознакомиться с ассортиментом. Джек с недоверием оглядел клиента, ибо тот сильно смахивал на цыгана, которые, как известно, те еще плуты, и деликатно осведомился, с кем имеет честь беседовать. Незнакомец, почесав чёрную курчавую бородку, назвал свое имя - Мерфи, и процедил сквозь зубы, что торгует лошадьми в Девоншире. Прыгавшие до того по двору непоседливые терьеры разбежались прочь от цыгана, поджимая хвосты со страха. Мерфи не удостоил их вниманием, ему требовался большой и злобный пес. Подобный товар особым спросом не пользовался. Простому обитателю Уайтчепела содержать крупного прожорливого зверя не по карману, а джентльмены при деньгах к Кривому Джеку заглядывали редко. Поэтому на псарне нашелся всего один подходящий экземпляр.

В тёмном углу, полузакрыв глаза, развалилась невиданная собака чёрного окраса с большой, немного угловатой головой, ростом почти с дартмурского пони. Природа щедро одарила молодого, ещё не заматеревшего кобеля - широкая грудь, сильные челюсти, массивное мускулистое тело и мощные лапы. Кривой Джек кликнул своего питомца и, набивая цену, нахально заявил, мол, такого великолепного мастифа нет во всём королевстве. Цыган долго, не отрывая взгляда, смотрел в глаза черному страшилищу, затем, не торгуясь, молча расплатился. Накинув пеньковую веревку, как поводок, на шею псу, Мерфи раскланялся и вышел из подворотни. Кривой Джек готов был биться об заклад, что получил плату сполна, но как только прохвост удалился, вместо звонкой монеты в кармане смердели неизвестно откуда взявшиеся, куски желтоватой серы. Растерянный Джек в сопровождении лающей своры выскочил на улицу, дабы проучить мошенника, но цыгана и след простыл.

Мерфи остановился на Хэнбери-стрит в убогом двухэтажном домишке с обвалившейся штукатуркой, в грязной, почерневшей от плесени комнате. Первый этаж занимали еврей-цирюльник, торговец копченной селёдкой и сапожник, на втором кроме Мерфи обосновались драчливые ирландцы - количество, которых не поддавалось учету, и поденщица со своими голодными детьми. Воистину, вавилонское столпотворение показалось бы непритязательным пикником по сравнению с тем ералашем, какой царил в этой халабуде.

Ирландцы день-деньской слонялись по дому или во дворе, рассчитывая стянуть что плохо лежит, или затеять ради потехи склоку с кем-нибудь из прохожих. Любой шиллинг, добытый всеми правдами и неправдами, они пропивали в ближайшем пабе.