Проклятие рода

Приор монастыря, уже извещенный о визите столь высокого гостя, отчего и произошла заминка у ворот, ожидал наместника в трапезной, стоя лицом к распятию, и тихо читал молитвы, перебирая простые потемневшие от времени и употребления деревянные четки. Грохот рыцарских лат, что сопровождал каждое движение Андерссона, не отвлек отца Мартина от его занятия, и спина монаха осталась неподвижной. Наместнику ничего не оставалось делать, как прошествовать до распятия, встать рядом с доминиканцем, и смиренно сложив руки на груди, попытаться с трудом вспомнить какие-либо известные ему слова Священного Писания. Однако, отец Мартин довольно быстро завершил свои молитвы и повернулся к старому рыцарю, слегка склонив голову и приглашая движением руки перейти к столу.

Это было по душе старому войну, тем более, что продвигаясь к распятию, он успел заметить внушительный кувшин, возвышавшийся на столе. Лелея надежду о том, что содержимое сосуда соответствует его тайным мечтаниям, рыцарь не заставил себя упрашивать и тут же уселся радом с приором, занявшим свое кресло во главе стола.

- Отличные латы у вас, ваша милость. – начал разговор доминиканец, потянувшись к кувшину и взгляд наместника, как прикованный проследовал за движением руки приора. – И сколь красива и богата их отделка. – продолжил монах, разливая по глиняным кружкам воду. – Итальянские?

При виде простой воды, льющейся из кувшина, настроение рыцаря так быстро испортилось, что он даже не расслышал последний вопрос. С раздражением он сорвал с головы бархатный берет, обнажая седую гриву волос, хлопнул им об стол, и с брезгливой гримасой, исказившей его лицо, произнес, словно еще не веря увиденному:

- Вода?!

- Вино, ваша милость, подчас превращается в коварного товарища, да еще в столь поздний час, поэтому, мы, доминиканцы, воздерживаемся от него и употребляем лишь в небольшом количестве и только в лечебных целях. То вино, что имеется у нас, предназначено для Святого Причастия. В нашем суровом крае, где никогда не нальется соком виноградная лоза, оно для нас воистину ценнее золота. – спокойным голосом отвечал монах.

- А нельзя ли попросить вас, святой отец, - сглотнув слюну, сказал рыцарь, с отвращением поглядывая на чистую воду, - распорядиться подать мне немного вина. Именно в лечебных целях. Для пользы желудка. Что-то я неважно себя чувствовал после обеда. В свою очередь, я обязуюсь прислать к вам в монастырь пару дюжин бутылок родом из Франции. Я и не знал, что вы так бедствуете. – добавил он торопливо.

- Мы не бедствуем, а довольствуемся малым, что имеем. А, от желудка, ваша милость, лучше всего помогает отвар дикого овса, впрочем, если вы настаиваете…

Приор покачал головой, то ли осуждая, то ли раздумывая, но произнес негромко:

- Отец Беннет!

Тотчас в трапезную вошел знакомый нам молчаливый монах и, поставив перед наместником небольшой, кружки на две, кувшин, удалился. Не стесняясь приора, наместник тут же выплеснул на пол налитую ему воду, налил вместо нее вино, залпом выпил, облегченно вздохнул, поставил кружку на стол и лишь после этого стянул с себя одну за другой стальные перчатки, с грохотом водрузив их рядом с беретом.

- Ох! Хорошо, святой отец, сразу полегчало в желудке. – испещренное морщинами лицо старого воина расплылось в благодушной улыбке. – Вы что-то спрашивали про мои латы? Да, хороши. Но не итальянские. Это немецкая работа знаменитого аугсбургского оружейника Хельмшмидта. Здесь есть его личное клеймо вместе с городским гербом Аугсбурга. – Рыцарь стал было вспоминать и отыскивать клеймение, но потом махнул рукой.

- Теперь я вижу, - монах показал рукой на грудь Андерссона, - здесь использована серебряная амальгама, а не таушировка, которую применяют, как правило, итальянские оружейники.

Видя, что эти слова изумили наместника, отец Мартин продолжил:

- При таушировке, другими словами инкрустации, поверхность доспехов или оружия, прорезают канавками по линии нужного рисунка, нагревают, а затем с помощью чеканов забивают в них проволоку из драгоценного металла. При остывании проволока прочно закрепляется в теле металла. Это распространено среди оружейников Милана, Пизы и Венеции. Немецкие же мастера, разукрашивая оружие, используют ртутную амальгаму, которую наносят на поверхность, разогревая в горне. Ртуть испаряется, серебро или золото остается. Но это очень вредная работа. – доминиканец сокрушенно покачал головой. – Немногие из мастеров доживают даже до средних лет.

- Вы поражаете меня, святой отец, своими познаниями! – признался ошеломленный рыцарь. – Вы, монах, и… оружие. Никогда бы не подумал…

Настоятель развел руками. Старый солдат продолжил тему вооружения, радуясь, что встретил собеседника-профессионала:

- На самом деле, святой отец, мои доспехи безнадежно устарели. Сейчас в моде «максимилиановский» доспех, поверхность которого вся в желобках. Сталь становиться более упругой…