Проклятие Гиацинтов

— Ладно, приезжайте, — обреченно сказал он. — Только это… у меня сейчас братан дома, я в братановом доме живу. А вот часа через два он свалит, так вы и приезжайте. Поговорим. Только если вы ментов за собой притащите, я ни слова не скажу, так и знайте! Этими всеми делами Серега занимался, а я что — я простой водила, и больше ничего.

— Какие менты, о чем вы говорите?! — возмутилась Алёна. — Никому ни слова — разумеется, в том случае, если вы мне все расскажете откровенно. Иначе пеняйте на себя! Я буду у вас ровно через два часа.

Она отключилась и подошла к зеркалу. Осмотрела себя придирчиво… Обычно, когда Алёна вот так себя разглядывала, это означало, что она вспомнила вдруг, с бухты-барахты, каков ее истинный, так сказать, биологический возраст, и начала с тоской отыскивать его приметы в своей безунывной, симпатичной и, скажем без хвастовства, весьма еще лилейной мордашке. Однако сейчас Алёна отыскивала в этой самой мордашке сходство с… собакой. Да-да! И отнюдь не сыскной ищейкой, а с самой обычной дворнягой. И вот почему. Когда она, во время своих журналистских странствий, побывала на Дальнем Востоке, в Хабаровском крае, ее возили на настоящую охоту на тигра. Оказывается, чтобы изловить зверя, охотники строят особую длинную клетку, в середине которой помещают еще одну. В нее сажают приманку — псину. Для тигра это самая лакомая добыча. Иной раз он даже на деревню наведывается, чтобы собачатиной полакомиться. А тут — дармовое угощение прямо дома, в тайге! Приходи и ешь! Тигр лезет в ловушку, но за его спиной захлопывается дверка, укрепленная таким образом, чтобы немедленно опуститься, как только ее заденет спина громадного зверя. Ни достать собаки, ни выбраться обратно он уже не может. Сидит и терпеливо ждет, пока не придут охотники и не свяжут его. Это тоже занятие не из легких, конечно, прямо скажем, рисковое занятие, потому что тигр в лютой ярости запросто может зацепить своей когтистой лапой охотников, однако в последнее время они свой труд обезопасили и имеют при себе шприц с усыпляющим средством. Вот такой именно собакой, которая в ловушку лезет по доброй воле, исключительно любопытства для, и ощущала себя сейчас Алёна. И шприц, этот несчастный шприц так и маячил в ее воображении… и отнюдь не с каким-то безобидным усыпляющим средством!

Она стояла, глядя на себя в зеркало, наблюдала, как тоскливое выражение все более прочно оседает в глазах, и прикидывала — а не плюнуть ли на всю эту затею, как вдруг мобильный зазвонил. «Номер засекречен», — возникла надпись на дисплее, и Алёна, холодно улыбнувшись, сказала:

— Привет, Илья.

— Как ты меня узнала? — спросил Вишневский недовольно, не заботясь такими мелочами, как приветствие.

— Сердце подсказало, — самым нежным голосом ответила Алёна. — Ждала, что ты меня все же вспомнишь рано или поздно… Что, это Бергер попросил тебя мне перезвонить?

— Бергер? — озадаченно спросил Илья. — С каких щей? Он тут при чем? А, понимаю… — хмыкнул он недовольно. — Ты недоумевала, почему я тебе не звоню, искала меня, но моего телефона у тебя нет, ты вспомнила, как я упомянул о Бергере, и решила узнать мой номер у него. Вообще проще было в коллегии адвокатов узнать, чем занятого человека тревожить!

— А в коллегии адвокатов, подразумевается, сущие бездельники сидят? — уточнила Алёна. — Нет, я не пыталась отыскать тебя через Бергера, хотя твоего телефона у меня и впрямь нет. Когда ты звонишь, на дисплее появляется надпись «Номер засекречен». Немного странно для адвоката, который как бы рекламировать свою деятельность должен, клиентов новых искать… Или ты только от меня секретишься? Почему, интересно?

Он помолчал, потом сказал с извиняющейся интонацией:

— Алёна, ты не обижайся, но я… понял, что не могу с тобой встречаться больше.

— В самом деле? — холодно проговорил Алёна, кивнув самой себе одобрительно — мол, догадливая ты девушка, что и говорить! — и в то же время подавив легкую боль в сердце. Очень легкую. Почти неощутимую… Нет, не только из-за того, что сказал Илья. Скорее из-за того, что он подтвердил ее догадку. А лучше бы опроверг. Потому что эта догадка была пугающей и имела она отношение не к любви, а к смерти. Строго говоря, это она не могла с ним больше встречаться! Но еще не настало время сказать ему об этом, она еще не была готова к решающему разговору, а потому продолжала задавать дурацкие вопросы, словно ее догадка имела отношение только к любви, а вовсе не к смерти: — И за что я впала в такую немилость?

— Ну, я… — Он сохранял этот свой прочувствованный, извиняющийся, насквозь, по мнению Алёны, фальшивый «адвокатский» тон. — Понимаешь, я прочел твой роман, ну, тот, который ты мне подарила…

— И он тебе не понравился? — обиженно спросила Алёна… обиду ей, честно говоря, разыгрывать не понадобилось, потому что она и в самом деле очень болезненно воспринимала любые инвективы в адрес своих книжек. — Ну… понимаешь… я вообще-то пишу для женщин, это так называемые дамские романы… мужчинам мои книги, как правило, в принципе не нравятся…