Погода ближе к осени сделалась такой же беспокойной и непостоянной, как лошади младшего сына лорда Прена. Но плохая погода никогда прежде не сводила собак с ума.
Рози казалось, что ее окружает дурная погода – ее собственная и всех остальных. Дождь и ветер при этом едва ли играли какую-то роль. Роуленд никак не мог иметь отношения к принцессе, но все же казалось донельзя странным то, что ее собственный личный мир изо всех сил пытается треснуть по швам именно в этот последний, безумно напряженный год перед двадцать первым днем рождения принцессы. Если так это ощущалось в Двуколке, там, где находилась она сама, вероятно, было и вовсе жутко.
– Думаю, я спрошу у тети с дядей, нельзя ли мне на сезон перебраться в Дымную Реку. Может, я научусь там прядильному заговору, – предположила Пеони и одарила Рози слабой, неуверенной улыбкой, похожей на солнце, пытающееся пробиться сквозь грозовые тучи. – Ты знаешь, я плохо пряду, и это меня расстраивает.
Рози знала. В этом ремесле Пеони была медлительна и неуклюжа. Между ними ходила давнишняя шутка о том, что Пеони превосходно умела прясть, пока Рози не перебралась жить по соседству. Рози как-то хотела одолжить ей веретено с горгульей, объяснив про поглаживание носа, но Пеони отказалась, серьезно заявив, что если это действительно зачарованная вещь, то она принадлежит их семье и расстроится, а то и вовсе испортится, попав в чужие руки.
– Я попрошу Бардера вырезать тебе веретено-волчок в подарок на возвращение домой, – пообещала Рози, подавив желание упросить Пеони остаться. Ведь тогда ей придется день за днем проводить в кузнице наедине с Нарлом.
На этот раз солнце в улыбке Пеони проглянуло чуточку увереннее.
– Я бы предпочла, чтобы ты сделала его сама, – отозвалась она.
Глава 15
Осень была сезоном бурь, когда ветры наизусть выкрикивали бестиарии и королевские генеалогии в дверные щели и печные трубы. Кухонные горшки потом обнаруживались на чужих крышах, выбранных ими в качестве нового места жительства, в кронах деревьев, а несколько раз даже на дне деревенского колодца, откуда они отказывались выбираться, утверждая, что там, внизу, тихо и спокойно, господствующая стихия не склонна к таким неистовствам, как ветер, а рыбы более приятные собеседники, чем люди. Бури случались слишком часто, и народ устал от них, а вялые лихорадки весны и лета переросли в неотвязный сухой кашель.
Холодный, упрямый, игольно-острый дождь начинался и переставал, а по ночам часто ударяли сильные заморозки. Так продолжалось несколько недель, пока земля не схватилась льдом, не позволяя взойти озимым. Дороги сделались слякотными, изрытыми и ненадежными, а небо – низким, темным и зловещим. Туманная Глушь стала менее туманной, чем обычно, поскольку резкие ветры, дувшие весь год, так и продолжали дуть случайными порывами со всех сторон света. Необычные лихорадки, одолевавшие Двуколку, отступали и объявлялись снова, приходили и уходили, как и зловредные ветры. Маревки жались друг к дружке под людскими карнизами и визжали, словно банши, особенно посреди ночи. Ни одно из предсказаний погоды, сделанных феями, не сбывалось.
А затем обрушилась буря с мокрым снегом и градом. Рози промокла до нитки, пока бежала через площадь из кузницы домой – ужинать. В тот вечер они остались вчетвером: Джоб взял выходной и отправился на ферму к Грею, где непогода не мешала ему ухаживать за дояркой, а Пеони осталась у дяди с тетей. Джем, Гилли и Гейбл спали наверху. Последний постоялец Катрионы, избавившись от детской магии, вернулся домой еще три дня назад.
– При таком ветре мы не услышим, если кто-нибудь расплачется, – заметила Катриона.
– Джем спустится и скажет нам, если что, – ответила Тетушка.
Они прислушались, сами не зная к чему, и едва не подскочили на стульях, когда особенно свирепый порыв ветра ударил в ставни. Рози вспомнила о Нарле, сидящем у слабого одинокого огня, и гадала, не скучает ли он хоть изредка по человеческому обществу. Катриона время от времени заманивала его на ужин, утверждая, что они обязаны вознаградить наставника Рози, а от любой другой оплаты он отказывался. Единственным объяснением, которое он соизволил дать, было: «Она оказала мне услугу». За столом он говорил немногим больше, чем в течение дня в кузнице, но его общество не тяготило остальных, а с Бардером они были старыми друзьями. Бардер умел истолковывать хмыканье Нарла лучше всех в деревне (не считая Рози). Но Нарл вот уже полгода не заходил к ним на ужин.
В кухонную дверь, выходящую во двор, заколотили. Стук прозвучал весьма основательно и целеустремленно, и, как бы им ни хотелось списать его на очередной порыв ветра, все знали, что это не так. Они перестали впустую прислушиваться и вместо этого пожелали, чтобы их оставили в покое. Стук повторился.
Бардер вздохнул, поскольку он только-только успел сесть за стол.
– У вас там серьезная поломка? – обреченно спросил он.