Проклятие феи

– Нет, – ответила Катриона.

– Да, – сказала Тетушка.

– Вроде того, – поправилась Катриона.

Эти четыре слова прозвучали почти одновременно, слившись в некое единое целое: «Нетдавродетого».

Последовала еще одна пауза.

– Ясно, – медленно заключил Бардер.

И они трое обменялись взглядами, отягощенными таким невысказанным пониманием, – взглядами, которые как будто бы не столько связали их вместе, сколько помешали им посмотреть на что-то еще, – что Рози обратила на них внимание.

Она понимала, что в этом году в Двуколке не все в порядке. Она знала о лихорадках и поломках, о постоянном высоком спросе на мелкие упорядочивающие чары, позволяющие обычным вещам оставаться собой. Только вчера у Десси три кружки подряд превратились в лягушек, пока она пыталась налить в них пиво. А ведь она, снимая их с полки, приговаривала над каждой: «Кружка, оставайся кружкой». После третьей Десси расплакалась и пообещала, что сбежит в Турангу и найдет там работу где угодно, кроме трактира. Рози случайно зашла в трактир, пока Десси еще рыдала и грозилась уйти. Встав на четвереньки, она попыталась выманить лягушек из-под стойки, где они сгрудились, сбитые с толку, испуганные, и мечтали о чем-то – насколько Рози удалось понять, о своеобразном болоте, состоящем из пива и колбасок.

Но ее внимание было далеко отсюда. Никогда прежде она не сталкивалась с трудностью, о которой не могла забыть и с которой не могла ничего поделать. Ей хотелось бы никогда не видеть такого выражения на лице Нарла. Ей хотелось бы никогда не узнать, что оно означало для нее. Ей хотелось бы не видеть, как Пеони по дюжине раз за минуту переходит от восторга к страданию. Ей хотелось бы обвинить во всем Роуленда, но она не смогла, потому что он был другом. Он был терпеливым, внимательным и веселым – в манере, напомнившей ей о Пеони, когда она узнала его получше. (Ее удивило не то, что они влюбились друг в друга, а то, как им удалось сделать это мгновенно.) Его интересовали животные, причем не только лошади и волы, которых подковывает кузнец. Он выучил клички всех деревенских собак, даже лохматых бурых псов среднего размера, которые большинству людей казались одинаковыми, и останавливался послушать пение птиц. И кошки его любили. Они звали его Сладким Дыханием и Ароууа – кошачьим словом, означающим, что у тебя гибкие суставы. Кошки редко использовали его применительно к людям. Нарла они звали Камнеглазым и Чурбаном.

Роуленд не был скучным. Просто она не была в него влюблена.

Рози вполуха прислушивалась к беседе, против воли борясь с собственными мыслями, и подняла глаза как раз вовремя, чтобы перехватить взгляды, которыми обменялись остальные. Ей показалось, что если бы она сейчас выставила между ними палку, та бы загорелась.

«Ты ведь можешь нам что-то рассказать, верно? – спросила Рози у Флинкса, который улегся рядом с колыбелью и забавлялся своеобразной игрой со смертью при участии полозьев колыбели и собственного хвоста. – Вы, кошки, знаете, что происходит нечто странное. Даже кошки священника обеспокоены».

Трудно сказать, позволил ли Флинкс прищемить себе хвост нарочно или попросту застыл в негодовании, вызванном вопросом Рози (ведь котов нельзя подвергать допросам), и забыл о нем, оставив в опасном месте. Но хвост был прищемлен, и кот с воплем вскочил на все четыре лапы и вылетел с кухни.

– Ох, Флинкс, – вздохнула Катриона. – Ты мог бы лечь и в другом месте.

– Этот кот приходит в дом не для того, чтобы лечь у огня, потому что стареет, – заметила Тетушка. – Он делает это, чтобы доказать, что ему вовсе не следовало заходить в дом.

Беседа свернула в новое русло, но ужин в тот день все равно выдался напряженным.

Такими же напряженными по большей части стали теперь и обеды в кузнице, подумалось Рози на следующий день. Роуленд и Пеони почти не обращались друг к другу, а когда все же заговаривали, то напоминали Тетушку с Катрионой и Бардером в тот вечер – как будто их настоящая беседа проходила где-то вне слов. Рози начало казаться (она надеялась, что ей только кажется), будто, помимо той неудержимой силы, что тянула Роуленда и Пеони друг к другу, действовала и другая, почти столь же могучая, пытающаяся их разлучить. Рози хотелось не то за ними наблюдать, не то вовсе никогда их не видеть. Она переняла от Нарла привычку бродить вокруг кузницы, разглядывая разные предметы, хотя внимательно следила за тем, чтобы не выбирать те же, что и Нарл.