Руками на грудь его опираюсь и вдруг под ладонями ощутила что-то круглое, твердое. За пазухой сбоку в платяном мешочке. Сдернула шнурок, раскрыла — а там кольцо мое. На палец надела, и оно в мою плоть зубьями впилось, вошло под кожу.
"Твоя я, Ниян, твоя только. К тебе пришла и возле тебя смерть свою встречу… Только открой глаза, любимый, пусть сердце твое забьется. Пусть не напрасно все будет"
Кричу, а он не шевелится, и огонь в сердце гаснет, слабеет. В животе что-то дернулось, трепыхнулось, нежно-нежно, как лепестки цветка касаются кожи, и я окровавленную руку к нему прижала, а потом ладонь Нияна схватила. Безжизненную. Холодную. Пусть сына своего коснется. Пусть ощутит, как колотится его сердце.
"Чувствуешь? Сын наш бьется. Умирает за тебя… и я умираю. Любый мой. Неужели напрасно? Неужели не услышишь? Не почувствуешь нас? Мне ведь без тебя до воды уже не добраться…"
Взгляд перевела на свои ноги, а они в хвост срослись. Серебристый, чешуйчатый… дымится хвост от солнца, как и кожа моя. Из глаз что-то на грудь капнуло Аспиду… Красными каплями. То слезы мои перестали быть человеческими и стали кровавыми.
"Не плачут русалки слезами… кровью плачут" — чей голос сказал, не знаю, только растаял в воздухе голос этот, исчез.
Дыхание прекратилось. Не могу больше ни вздоха сделать. Хватаю ртом… а нет больше воздуха. В глазах темнеет. И сквозь темноту вижу лицо его такое красивое, такое родное и такое бледное до синевы. Не получилось у меня. Всех погубила. И себя, и малыш, и… Нияна не спасла.
Сильнее руку его к животу прижала, голову на плечо склонила, и хватая открытым ртом воздух, почувствовала, как проваливаюсь в черную бездну.
Она змеей между кустами ползла, боялась не успеть. Жаль, не может птицей стать, как волхв проклятый. Только ползать, пока проклятие снято не будет… А снять его только истинный владыка смогет. А она, Пелагея, знала, кто истинным здесь был. И если не успеет дочь царя морского, не сбудется пророчество… Погрузится Навь во мрак. Исчезнет солнце, и все в тень обратится.
Пелагея увидела, как Аспид с диким криком глаза открыл. С воем адским, от которого кровь в жилах застыла. Рывком поднялся и задохнулся… глядя на Ждану, лежащую на нем, почти прозрачную, голубоватую, с синими губами и с тонкой пергаментной кожей, через которую просвечиваются венки. Уже не дышит. Только жабры за ушками перламутровыми раздуваются. Живая еще… но недолго осталось. Считанные минуты. Он мечется, не знает, что происходит. Кричит, приподнимает ее за плечи и, лицо окровавленное, грязное вверх запрокидывая, орет с такой силой, что земля ходуном ходит, и снова к ней. Рука к животу вместе с ее рукой прижата. Чувствует, как малыш бьется, мечется. И кричит Аспид от боли так, что деревья рядом с ним выкорчевываются и на землю с грохотом падают.
Пелагея все силы свои собрала и вновь тенью обратилась. Бесплотной, прозрачной. Времени мало у нее. Особенно когда солнце светит. Магии почти не осталось. Григорина проклятая все отняла.
— Бери Ждану свою и к воде беги. Чем быстрее, тем лучше. Не человек она более… за тебя свою человечность отдала. Русалка. Дочь Властибора, от Аспида среди людей спрятанная. Тебе еще много веков назад обещанная. К воде неси и царю водному верни — тогда выживет.
Когда Аспид на ноги встал, вслед за ним и войско его начало подниматься. Велика сила Черного Аспида. Это дракон-воин. На нем вся армия царства держится. Если на престол взойдет, все головы склонят. Ибо не царь сейчас на престоле, а самозванец.
Со своей ношей на руках Ниян в зверя обратился. Так, что хруст костей оглушил, словно грохот камнепада. Крыльями черными взмахнул и в лапах когтистых ношу свою драгоценную поднял ввысь.
Метнулась тенью за ним… А солнце все выше стремится и лучами своими сжигает маленькую русалочку в хищных лапах. Не донесет Аспид. Иссохнет она… Пелагея на небо посмотрела и руки ввысь подняла. Последние силы, последние крупицы магии доставая из недр измученного проклятием сознания.
Всем телом содрогнулась, и от рук прозрачных вверх волна устремилась. Тучи заклубились из ниоткуда, почернели, собираясь, закручиваясь в грозовые вихри с яркими сполохами молний, и дождь полил с такой силой, что деревья к земле пригнулись.
— Давай. Аспид. Неси ношу свою драгоценную. Авось и сбудется пророчество, и свергнем мы Вия ненавистного. А Пелагея плоть обретет.
А сама в вихрь обратилась и по ветру следом за Аспидом понеслась…
Чтобы увидеть, как он над водой крыльями машет, мечется… как когти разжал и ношу свою в недры моря выпустил. А сам кружит над ними, разрезает воздух обсидиановыми лезвиями, мечется. Стонет оглушительно и жалобно. Знает, что навсегда отдал… Не бывать ему под водой морской никогда, а ей на сушу не выйти. Если только…
Аспид на земь упал и, корчась от боли, облик человеческий вернул. Над водой на коленях стоит, в песке утопая, в волосы пальцами скрюченным впился.
— Забирай… пусть только живет… слышишь? Властибор. Жизнь верни ей и сына моего береги.