Проклятье Победителя (ЛП)

— Тебе следовало позволить мне навестить тебя раньше, — сказала Джесс, щеки которой раскраснелись от холодного воздуха снаружи. — После дуэли прошла уже неделя.

Кестрел откинулась на подушки. Она знала, что присутствие Джесс ранит ее, напомнит о жизни за пределами спальни.

— Ронану приходить нельзя.

— Разумеется, нет! Я не позволю ему увидеть тебя, пока тебе не станет лучше. Ты выглядишь ужасно. Никто не захочет целовать калеку.

— Спасибо, Джесс. Я так рада, что ты пришла.

Джесс закатила глаза. Она начала говорить, но затем ее взгляд упал на прикроватный столик.

— Кестрел. Ты не читаешь свои письма.

Их набралась целая стопка, подобная гнезду свившихся змей.

— Что эти письма скажут мне? — спросила Кестрел. — Что моя репутация загублена, как никогда?

— Все можно исправить.

Кестрел знала, что скажет Джесс: Кестрел должна пойти на Зимний бал с Ронаном. Ронан не откажется. Он будет рад. Это прекратит некоторые слухи и начнет новые.

Это было своего рода решение.

Кестрел слабо улыбнулась. Она покачала головой.

— Ты — настоящий друг.

— А еще я умна. У меня есть идея. До бала осталось недолго и…

— Мне скучно все эти часы сидеть в постели. Почему бы тебе не помочь мне отвлечься, Джесс? Или еще лучше, почему бы мне не сделать что-нибудь для тебя? Я должна тебе.

Джесс отвела со лба Кестрел волосы.

— Нет, не должна.

— Ты не бросила меня в беде. Я благодарна. Как только мне станет лучше, я буду носить то, что ты выберешь.

Джесс шутливо приложила ладонь ко лбу Кестрел.

— У тебя, наверное, жар.

— Я научу тебя играть в «Клык и Жало» так, что никто не сможет тебя победить.

Джесс рассмеялась.

— И не пытайся. Мне не нравятся игры.

— Я знаю. — Кестрел почувствовала, как ее улыбка спала. — Это одна из тех твоих черт, которыми я восхищаюсь.

Лицо Джесс приняло вопросительное выражение.

— Ты никогда не скрываешь, кем являешься, — сказала Кестрел.

— А ты думаешь, что сама скрываешь? Думаешь, я не понимаю, что, пусть ты и попросила меня отвлечь тебя, на самом деле ты сама меня отвлекаешь?

Кестрел поморщилась.

— У тебя бы это получилось лучше, — сказала Джесс, — если бы ты не была привязана к постели. И не ощущала бы себя несчастной.

Кестрел взяла подругу за руку.

— Я говорила серьезно.

— Тогда хватит играть в игры. На твои неприятности есть очевидный ответ.

Кестрел поняла, что на уме у Джесс было нечто большее, чем бал. Рука Кестрел упала.

Джесс вздохнула.

— Ладно. Мы не будем говорить о Ронане. Не будем говорить о замужестве. Не будем говорить о том, что, несмотря на то как ты любишь побеждать, сейчас ты ведешь себя так, будто решила проиграть.

*

Арин помешал огонь в очаге кузни. Не ради тепла, а ради цвета. Он жаждал его в холодные месяцы. В детстве он был болезненным ребенком, и это время года больше всего напоминало ему о доме, об ощущении запертости в четырех стенах, о том, как он и не подозревал, что однажды ему будут сниться те разрисованные стены, шторы цвета индиго и синева платья матери.

Холод снаружи, цвета внутри. Когда-то было так.

Арин наблюдал, как пламя встрепенулось алым. Затем он вышел на улицу и оглядел территорию, замечая через голые деревья, что рядом никого не было. Он сможет украсть несколько минут.

Вернувшись в кузню, он прислонился к наковальне и одной рукой достал книгу из укромного места за ящиком с материалом для растопки, а в другую руку взял молот, чтобы, в случае чего, быстрее притвориться, будто он работает.

Он начал читать. Это была книга, которую он видел у Кестрел — книга об истории Валорианской империи. Он взял ее из библиотеки несколько недель назад, когда Кестрел вернула ее.

Что она скажет, если увидит его читающим книгу о его враге, на языке врага? Что она сделает?

Арин знал: она смерит его взглядом, и он почувствует изменение ее отношения. Ее мнение о нем изменится, подобно тому, как день сменялся ночью, как наступала и отступала тьма. Плавно. Почти незаметно. Она увидит его в другом свете, хоть он и не знал, в каком. Он не сможет понять, что это значит. Это происходило снова и снова с того времени, как он появился здесь.

Иногда он жалел об этом.

И все же. Кестрел не увидит его в кузне, не узнает, что он читает, потому что не может покинуть своих покоев. Она не может даже ходить.

Арин захлопнул книгу и сжал ее негнущимися пальцами.

«Я прикажу разорвать тебя на части», — сказал генерал.

Но не поэтому Арин держался в стороне от нее. На самом деле — не поэтому.

Он заставил себя отбросить эти мысли и вернул книгу на прежнее место. Арин занялся тихой работой, разогревая в тигеле железо и уголь, чтобы выплавить сталь.

Через некоторое время Арин осознал, что напевает мрачную мелодию. На этот раз он не стал себя останавливать. Тяга к музыке была слишком велика, желание отвлечься слишком сильно. Затем он понял, что песня, запертая за его сжатыми зубами, — это та мелодия, которую Кестрел играла для него несколько месяцев назад. Он почувствовал во рту ее низкое и живое звучание.

На мгновение он представил, что его губ касается не музыка, а Кестрел.

Эта мысль остановила и его дыхание, и песню. 

Глава 24