— Раз в год, весной, — начала моя сестра, судорожно всхлипывая, — Богиня разрешала нам покидать морские владения и навещать землю, чувствовать себя живыми, нужными, желанными. Персефона одаривала каждую из нас: скрывала уродства, шрамы, которые подарила нам морская мгла, давала возможность самостоятельно передвигаться по суше. Единственным нашим правилом гласило, что мы не должны влюбляться в мужчин, лишь мимолетные интрижки на одну ночь и дальнейшее заточение на год. Она ненавидела мужчин, делала своими рабами, а затем уничтожала, наслаждаясь их мучениями. Это был мой третий вечер на празднике людей, тогда я еще не догадывалась, что он станет для меня роковым. Стоило лишь взгляду упасть на него, скрывавшегося среди деревьев, как мое сердце замерло. В этот вечер я отдала ему всю себя: тело, душу, мысли, я знала, что он — моя судьба, я чувствовала это. Но я не могла рисковать, боясь гнева богини. После праздника я исчезла. Но сердце изо дня в день поглощала тоска и тьма, от которой не было спасения. Наблюдая за своим возлюбленным сквозь морскую пелену, я видела, что он жаждет найти меня, жаждет сделать своей. И я решилась. Обратившись к Богине, я попросила ее даровать мне земную жизнь, в которой я буду обычной девушкой, создам семью и рожу дитя, которого я уже носила под сердцем, не догадываясь об этом. Неожиданно та согласилась, ссылаясь на то, что это будет последний акт ее милосердия. Не придавая значения ее словам, я, окрыленная любовью, стала обычной девушкой, которая отыскала среди множества людей свою судьбу. Но я не знала, что этому счастью не суждено существовать долго. Родилась девочка, моя доченька, мое сокровище, но она не могла выжить, я понимаю это… Ты, моя сестра, убила малышку еще в утробе и заняла ее место. Я догадывалась… догадывалась все это время, поэтому вырастила тебя как собственную дочь, окружая теплом, любовью и заботой. Но и это счастье было недолговечным. Твой отец, работая в поле, подхватил хворь, которая унесла его за несколько недель. Я обезумела от горя и обиды, все больше замыкаясь в себе и оплакивая потерю возлюбленного. Я перестала заботиться о тебе, обращать внимание, дарить любовь… Я знала, что это она, Персефона, забрала мою малышку, уничтожив меня. Она дала нам пять лет. Ни больше, ни меньше. Я была слишком глупа и наивна, что поверила ее словам.
Брид подняла голову и посмотрела на меня глазами, полными слез и горечи. Я выжидающе сидела около нее и ждала продолжения, но она упрямо молчала. Спустя мгновение я осторожно коснулась ладонью ее руки и слегка сжала, давая понять, что я рядом. Судорожно вздохнув, сестра спросила:
— Почему… почему ты убила мое дитя, не дав возможности ему родиться?
— Брид, я не убивала ее, я… — слова не шли на ум, с губ срывались лишь обрывки фраз, и только сейчас я ощутила, как была виновата перед сестрой, но я должна была сказать ей, — девочка была уже мертва, когда я заняла ее тело. Ей не суждено было родиться, она была слишком слаба для этого жестокого мира.
Кинув быстрый взгляд на сестру, я увидела, что она сидит и смотрит прямо перед собой, прикусив губу, стараясь не заплакать. В глубине души я догадывалась, что она знала о судьбе своего кровного ребенка, что малышке не суждено было появиться на свет и сделать свой первый вздох.
Внезапно Брид заговорила:
— Когда я почувствовала, что мой час близок, я оказалась заперта в собственном теле, сгорая и сходя с ума от горя. Персефона умерла, рассыпалась в прах, будто ее никто не было, но она успела назначить преемницу, но кто она — я не знала. Я не могла обратиться за помощью, не могла обрести покой, от чего мой рассудок затуманивался изо дня в день все больше и больше. Но пришла она.
Считай, это мой последний акт милосердия.
— Это была она, преемница Богини, которую она успела сделать Королевой. Что-то насторожило меня: она не была чистокровной сиреной, ее заставили переродиться, но, несмотря на всю ту боль, которая читалась в ее глазах, она искренне желала мне покоя, который заслужила моя душа. Я пошла за ней, она помогла мне избавиться от наваждения и вновь сделала той, кем я была, вернула к истокам…
Сама того не заметив, я тихо всхлипнула и, вытерев слезы ладонью, что было силы прижалась к телу сестры, ощущая ее тепло, такое родное и любимое. Женщина аккуратно выбралась из объятий и, обхватив своими ладонями мои, заулыбалась.