Проклятье музыканта

– Может, хоть с тобой разговорится? – вздохнула свекровь. – Говорю с ней, а она меня будто не слышит. Ни меня, ни отца. Даже не знаю, что с ней делать. И поверить не могу, что с Давидом рассталась… Он хоть и такой… грубый на первый взгляд, но я знаю его с младенчества, он мне как второй сын. С золотой душой парень. И Лауру крепко любит. Она была бы с ним как за каменной стеной. Отдала бы за него дочь без сомнений, хотя, помню, сорванец в детстве был еще тот. Лауру задирал страшно, Рауля подбивал на такие проделки, что до сих пор как вспомню, так вздрогну. Помню, один раз…

Но рассказать она не успела, потому что в этот момент в гостиную вышла заспанная Лаура. Прошла в пижаме к столу, на ходу кивнув, будто ее совершенно не удивило мое присутствие, выпила прямо из графина воды и после этого уже обратилась ко мне:

– А ты чего не уехала с Раулем?

Прозвучал ее голос безразлично, будто спрашивала она не из интереса, а просто из вежливости, машинально.

– Я к нему позже…

Она даже не дослушала, повернулась и ушла. Хлопнула дверь ее комнаты, и в доме повисла тяжелая тишина.

– И вот так вот… – вздохнула сеньора Пилар и с каким-то остервенением, будто вкладывала в свои действия все копившееся в ней отчаяние, принялась оттирать кухонный стол от ей лишь видимого загрязнения. – Даже не знаю, что с ней делать. Времени мало еще прошло, да. Но нельзя же так… Доктор сказал, что обошлось без осложнений. Что физически она восстановится быстро и вновь сможет забеременеть. Что не такая уж это и редкость – сорвавшаяся первая беременность. Но вот психологически… Если бы она мне раньше сказала о своем положении!

– Она скрывала, так как хотела сделать подарок ко дню рождения Давида, – сказала я и опустила взгляд в чашку с кофе, потому что глаза защипало от нахлынувших слез. Я сюда приехала не плакать.

Свекровь тяжело вздохнула, ополоснула тряпку под струей воды.

– Говорю я Лауре: «Ну посиди со мной! Расскажи, как тебе плохо! Вместе поплачем, может, я часть твоей боли на себя возьму!» Молчит… Уходит. А я переживаю. Не меньше ее. Плачу вот тут! – Сеньора Пилар на миг оторвалась от своего занятия и стукнула себя в грудь. – Как мать может не переживать за своих детей? За каждую их царапину, за каждый синяк, за каждую неудачу. У них – ссадины на коленках, у матери – раны в сердце. А уж когда что-то серьезное происходит… Как вон случилось тогда с Раулем. Какой тяжелый период это был, Анна! А я не знала, как помочь ему. Если бы могла, взяла бы себе всю его боль. Вот так и с дочерью сейчас. Если бы она не молчала! Поплакала бы, покричала, попричитала, но не замыкалась в себе.

– Рауль с Лаурой знают, как сильно вы их любите и переживаете. Они вас не меньше любят, потому и скрывают, когда им плохо. Берегут вас.

– Берегут… – проворчала сеньора Пилар. – У нас этот проклятый мотоцикл Рауля, весь разбитый, долго в гараже стоял. Зачем? Напоминал только о плохом. Рауль его еще ремонтировать собирался… И это называется «бережет»? Слава богу, отдал кому-то на запчасти. То ли ты его уговорила, то ли сам все же сообразил. Всегда такой он был: вроде понимает, что я волноваться буду, а все равно влезет в какие-нибудь приключения! Помню, восемь лет ему едва исполнилось… Заметила как-то вечером, что сидит он странно, кособоко. Что такое? Спрашиваю – отнекивается. А я же чувствую, что что-то не так. У него бедро, оказывается, сзади все было ссажено. Признался потом, в чем дело: взял один его друг тайком у старшего брата такую доску на колесиках…

– Скейтборд.

– Он самый. Покататься мальчишки решили! Но по ровной дороге гонять скучно, надо же с крутого спуска попробовать! Рауль первый поехал. Разогнался и уже потом только сообразил, что спуск ведет на оживленную дорогу. Не затормозишь – попадешь под машину! А как остановить эту доску на роликах, если она уже мчится со свистом? Тормозил мягким местом. Порванные штаны и рану от меня пытался спрятать, чтобы я не узнала о его «подвиге». Знал, что наказать-то накажу, а сама потом успокоительное пить буду. К наказаниям относился с легкостью, а вот с тем, что я себе потом места не находила, за него, сорванца, переживая, смириться не мог. Но вспоминал ли об этом, когда собирался опять что-нибудь вытворить? Нет. Счастье, что не так уж часто мои нервы проверял на прочность. Иначе не знаю, как бы дожила до сегодняшнего дня.

– Наверное, тогда бы нервы у вас были стальные! – улыбнулась я.