Часто, когда он начинал играть, его воображение рисовало ему танцующую девушку. Она поселилась в его грезах так прочно, что музыкант поверил в то, что они были знакомы. Девушка приходила к нему в его сны, которые он не видел с тех пор, как ослеп, – с детства. Она стояла рядом, когда он засыпал, танцевала в зале среди деревянных широких столов во время его игры. Никто ее не видел, а слепой музыкант каждый вечер будто становился зрячим. Он «глядел» перед собой, и любой сидящий в зале думал, что невидящий его взгляд погружен в темноту, на самом же деле Франсиско внимательно «следил» за каждым движением воображаемой танцовщицы и аккомпанировал ей. Чувство, что он уже когда-то испытывал подобное счастье, не оставляло его, даже когда он откладывал гитару. А иногда в его музыке слышались только слезы, горем звучала каждая нота. Слезы катились по его щекам, слезы катились по щекам даже прожженных циников, слушавших его игру.
Франсиско не знал имени своей невидимой Музы, но чувство, что он просто забыл его, не покидало мужчину. И он каждый раз перед сном перебирал в памяти все приходящие на ум женские имена, надеясь, что сердце в какой-то момент отзовется узнаванием. Мария, Кончита, Пенелопа, Хосепа… Но сердце молчало, а воображаемая танцовщица не давала ему подсказок. Или будто от того, вспомнит ли он ее имя, зависело что-то важное.
– Кушай, кушай, милый, – приговаривала в тот вечер, как обычно, кухарка Сарита, сидя напротив него.
Он с аппетитом наворачивал похлебку из бобов и окорока и закусывал все толсто нарезанным хлебом.
– Душу ты из меня каждый раз вынимаешь своей игрой, – то ли пожаловалась, то ли похвалила Сарита. По легкому шороху Франсиско понял, что она краем фартука вытирает глаза.
– Не плачь, Сарита, – улыбнулся он. Она промолчала. – А твои блюда для меня каждый раз – праздник, – с чувством похвалил он.
– Ай, ну тебя, – кокетливо ответила женщина.
Франсиско протянул руку, чтобы прикосновением к ее ладони поблагодарить за вкусный ужин, и наткнулся пальцами на тряпичную повязку.
– Что с тобой, Сарита?
– Да вот, обожглась сегодня паром. Слетела крышка с кастрюли… – пожаловалась кухарка. Но когда Франсиско сочувственно заохал, засмеялась: – Не такая уж это сильная боль, несравнима с сердечной…
Боль. Его вдруг будто молнией поразило. Боль! Словно озарение нашло: это же имя девушки из его грез! Боль. Долорес.
– С тобой все хорошо, Франсиско? – обеспокоилась Сарита, – ее голос донесся до него словно издалека.
– Да. Устал сегодня сильно. Пойду прилягу.