Проклятая комната

Филиппус согласился с ней.

Уже три месяца жил он здесь и был счастлив как никогда. И он любил, как не любил никогда. Они больше не заговаривали о серой волчице. Та не появлялась. Чувствовалось, что Лоралину это огорчало: впервые она не пришла в полнолуние. Филиппус утешал ее на свой манер, занимаясь с ней любовью. И они все больше узнавали друг друга.

Раны его затягивались благодаря ее мазям и отварам. Но иногда у него возникало чувство, что ее познания в медицине намного шире, нежели его собственные. То, что она была, какая есть, придавало смысл его жизни. Жизни, в которой единственной пока истиной была любовь.

В первые дни он спрашивал себя, сколько же времени пройдет, прежде чем он заскучает по дневному свету, по всему, к чему привык в обыденной жизни. Однако быстро заметил, что пяти лун ему не хватит, чтобы разобраться в фантастических знаниях, приобретенных девушкой.

А потом пришло утро января 1516 года. Утро это ничем не отличалось от других. Филиппус потянулся на своем ложе, стараясь не делать резких движений, чтобы не разбудить Лоралину, потому что он всегда просыпался раньше. Но в этот раз он не почувствовал ее. Повернув голову, удостоверился в ее отсутствии. Встревожился. Такое бывало, он к этому привык, но сейчас пустота рядом с ним оказалась какой-то болезненной. Он приподнялся. Ситар безмятежно спал в ногах. Филиппус прислушался. Издалека донесся глухой кашель, сопровождаемый спазмами. Лоралину рвало. Он встал, зажег факел, поковылял на шум по проходу, отходившему вправо. Ему хорошо было известно, куда он ведет — к подножию естественного бассейна, на дне которого протекал быстрый и чистый ручеек. Место это было для них отхожим — все нечистоты стекали куда-то под землю. Недалеко и повыше находился другой бассейн, небольшой, в котором можно было принимать сидячую ванну. Это была одна из загадок природы, которую Филиппус оценил с первого дня. Вода здесь имела странный привкус, не годилась для питья, но была теплой, прекрасно подходящей для омовения. Такого комфорта ему еще не доводилось встречать.

Лоралина нагнулась над ручейком, тело ее сотрясали рвотные спазмы. Одной рукой она придерживала свои длинные волосы, пальцами другой вцепилась в камень справа от нее.

Филиппус еще чувствовал боль в верхней части бедра и в колене — там, где были порваны связки, но все же, сильно хромая, попытался идти быстрее. Закусив губу, он преодолел боль, резанувшую его, когда он ускорил шаг, и дотронулся до плеча Лоралины. Новый приступ рвоты заставил ее согнуться. Он хотел было опуститься на колени подле нее, но с этим движением больная нога не справилась. Ему пришлось стоя ждать, когда она отдышится, и поглаживать рукой ее затылок и спину, чтобы как-то облегчить ее мучения.

— Это ничего, — наконец выдохнула она, выпрямляясь, — ничего страшного…

Но Филиппус забеспокоился. Он хорошо помнил страдания Франсуа де Шазерона.

— Ты случайно не пробовала снадобья матери? — спросил он, когда она, умывшись и прополоскав рот чистой водой, встала на ноги.

— Нет, — улыбаясь, твердо ответила она. — Я просто чувствую себя усталой, какой-то раздутой. Не беспокойся, любовь моя.

Но, проведя рукой по ее животу, Филиппус ощутил под рукой зарождающуюся округлость. Все стало ясно. Три месяца, уже три месяца он беззаботно занимался с ней любовью. Как же он не подумал об этом, глупец!

В горле у него пересохло, он нежно взял ее за руки.

— Я должен тебя осмотреть. Сейчас же…

— И тогда ты успокоишься? — бесхитростно спросила она.

— Да, успокоюсь… если только ты все мне сказала!

— А что мне скрывать от тебя, Филиппус? — засмеялась она.

Бледность с ее лица сошла, глаза опять блестели. И тут Филиппус понял, что она ничего не знала о незыблемых законах деторождения. Она послушно прошла за ним в пещеру и улеглась на соломенном тюфяке. Когда он раздвинул ее бедра, она захихикала от удовольствия, но он ограничился лишь быстрым профессиональным ощупыванием.

— Уже? Но это так приятно, — простонала она.

Однако Филиппусу было не до шуток. Он сел рядом, чувство счастья и панический страх овладели им.

— Ты беременна, Лоралина.

Она открыла рот, но не издала ни звука. От удивления улыбка застыла на ее лице. Последовало долгое молчание, потом Лоралина несколько раз моргнула, будто возвращаясь из сна в реальность.

— Ты хочешь сказать… что там, в моем животе… есть маленький Филиппус? — пробормотала она.

Он кивнул. Тогда, обхватив руками его шею, она разразилась слезами.

— О! Филиппус, я счастлива… как я счастлива!

И он тоже обняв ее, осознал, насколько счастлив сам.

— Теперь-то я не смогу уехать без тебя.

Он подождал несколько дней, прежде чем объявить ей о своем решении, дав ей время привыкнуть к мысли о ребенке. Она заметно изменилась: беспричинно смеялась, выпячивала живот, обходила волков, прикладывая их лапы к животу и говоря, что скоро появится маленький человечек, которого надо любить. Она была трогательной, обезоруживающей, но Филиппус не позволял себе расслабляться.