Проклятая игра

— Наверное, у него отличный героин? У меня такого нет, так?

Она не отрицала этого, просто мрачно глядела.

— Какого черта я здесь делаю? — воскликнул он. — Ты счастлива, не так ли? Боже, ты счастлива!

Было смешно думать, как он ошибался, представляя себе это «спасение». Она вполне довольна своей убогой жизнью здесь. Ее разговор о вторжениях Мамолиана — только для прикрытия. Она готова простить любое преступление Европейца, пока действует наркотик.

Он встал.

— Где его комната?

— Нет, Марти!

— Я хочу увидеть место, где он живет. Где она?

Кэрис попыталась собраться с силами. Руки у нее были горячие и влажные.

— Пожалуйста, уходи, Марти. Это не игрушки. Все это нам припомнится, когда мы подойдем к концу. Его не остановить даже ценой нашей смерти. Ты понимаешь, о чем я?

— О да, — ответил он, — понимаю.

Он дотронулся ладонью до ее лица. Дыхание Кэрис было нечистым Как и мое, подумал он, но только от виски.

— Я не невинный младенец. Я знаю, что происходит. Не все, конечно, но достаточно. Я видел страшные вещи. Я молюсь, чтобы не увидеть их снова; я кое-что слышал… Боже, я понимаю! — Как же внушить ей, чтобы она поняла? — Я напуган до полусмерти. Я никогда так не боялся.

— И на то есть причины, — сказала она холодно.

— А тебя не заботит, что случится с тобой?

— Не слишком.

— Я найду тебе наркотики, — продолжал он. — Это единственное, что держит тебя здесь. Я достану тебе их.

Появилось ли на миг в ее лице сомнение? Марти решил жать до конца.

— Я видел, как ты искала меня на похоронах.

— Ты был там?

— Почему же ты искала меня, если не хотела моего прихода?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Думала, наверное, что ты ушел с папой.

— Что я умер, ты имеешь в виду?

Кэрис посмотрела на него хмуро:

— Нет. Ушел. Куда бы он ни отправился. Потребовалось время, чтобы ее слова дошли до Марти.

Наконец он спросил:

— Ты намекаешь, что он не умер?

Она покачала головой:

— Я думала, ты знаешь. Думала, ты тоже участвовал в его бегстве.

Конечно же, старый прохиндей не умер! Великие люди не ложатся и не умирают просто так, за сценой. Они пережидают антракт — почитаемые, оплаканные и очерненные, — а потом появляются снова, чтобы сыграть финальную сцену. Сцену смерти. Или свадьбы.

— Где он? — спросил Марти.

— Я не знаю, и Мамолиан тоже. Он пытается заставить меня разыскать его, как я разыскала Тоя, но я не могу. Я больше не нахожу направления. Я однажды пыталась найти тебя, и бесполезно. Я едва могу найти путь к парадной двери.

— Но ты нашла Тоя?

— Это было вначале. Теперь… я истощена. Я сказала ему, что это больно. Как будто что-то собирается вломиться внутрь тебя.

Боль, прошлая и настоящая, отразилась на ее лице.

— И ты все еще хочешь остаться здесь?

— Это скоро закончится. Для всех нас.

— Пойдем со мной. У меня есть друзья, они помогут! — уговаривал ее Марти, хватая за запястья. — Боже милостивый, разве ты не видишь, что нужна мне? Пожалуйста, ты нужна мне!

— Во мне нет смысла. Я слаба.

— И я. Я тоже слаб. Мы стоим друг друга.

Эта мысль, кажется, понравилась Кэрис своим цинизмом. Она немного подумала и очень тихо ответила:

— Может быть, и так.

На ее лице отразились неуверенность и сомнение. Потом она сказала:

— Я оденусь.

Марти крепко обнял ее, вдыхая запах ее немытых волос. Он прекрасно понимал, что первая победа может оказаться последней, но все равно чувствовал радость. Она нежно разомкнула его объятия и начала одеваться. Ее застенчивость подсказала Марти, что нужно отойти. Он вышел на лестничную площадку. Гул снова наполнил уши. Казалось, теперь он звучал гораздо громче. Включив фонарь, Марти поднялся к комнате Мамолиана С каждым шагом он чувствовал, что шум нарастает; гудели доски лестницы и стены — живое присутствие.

На верхней площадке была только одна дверь. Комната за ней занимала весь этаж. Мамолиан, как истинный аристократ, занял самое лучшее и безопасное помещение. Дверь была открыта: Европеец не боялся вторжения. Марти толкнул ее, и она отворилась на несколько дюймов, но луч фонаря с неохотой проник в темноту на длину руки. Марти стоял на пороге, как ребенок, застывший в сомнениях перед поездом призраков в парке аттракционов.

С той минуты, как он познакомился с Мамолианом, Марти испытывал по отношению к нему жгучее любопытство. Без сомнения, Европеец был злом; возможно, имел ужасающую способность к насилию. Но так же, как лицо Мамолиана проявилось в чертах Кэрис, другое лицо проглядывало изнутри Европейца. И таких других лиц у него, вероятно, было немало. Полсотни лиц, одно другого страннее, восходили к некоему первоначальному виду, древнее Вифлеема. Марти увидел его только раз, не так ли? Всего один взгляд в древность. Собравшись с силами, он рванулся в живую темноту комнаты.

— Марти! — Что-то блеснуло перед ним, словно пузырь взорвался в голове, когда Кэрис его позвала: — Марти! Я готова!

Гул в комнате усилился, когда он вошел. Как только Марти отступил назад, он перерос в стон разочарования.

«Не уходи! — звучало в этом стоне. — Зачем уходить? Она подождет. Пусть она ждет. Побудь немного над ней и посмотри на то, что увидишь».

— Времени нет, — сказала Кэрис.