Проклятая игра

Открывая третью банку пива, он обнаружил, что руки вспотели – такой липкий пот ассоциировался с болезнью, как один из первых признаков гриппа. Марти вытер ладони о джинсы и поставил пиво на стол. Его нервозность подпитывалась не только страстным увлечением. Что-то было не так. Он встал и подошел к окну гостиной; стоял и вглядывался в кромешную тьму за стеклом, когда до него дошло, в чем дело. Фонари на лужайке и ограду по периметру сегодня не зажгли. Ему придется это сделать. Впервые с тех пор, как он приехал в дом, снаружи была настоящая ночь, более черная, чем любая из тех, что он видел за много лет. В Уондсворте всегда было светло: от сумерек до рассвета на стенах горели прожекторы. Но здесь без уличных фонарей снаружи – только ночь.

Ночь. И белый шум.

26

Хотя Марти думал иначе, Карис не было на званом ужине. Ей оставили мало свобод, отказ от приглашений на отцовские торжества – одна из них. Карис вытерпела полдня внезапных слез и таких же внезапных обвинений. Она устала от его поцелуев и сомнений. Поэтому сегодня вечером приняла дозу больше обычной, стремясь навстречу забвению. Теперь все, чего она хотела, – лечь и наслаждаться небытием.

Стоило положить голову на подушку, что-то или кто-то прикоснулся к ней. Она пришла в себя от испуга. Спальня была пуста. Лампы горели, шторы задернуты. Рядом никого: это была игра чувств, не более. И все же она продолжала ощущать покалывание на затылке, где будто случилось прикосновение, – нервные окончания реагировали, подобно анемону, на нечто чуждое. Она дотронулась до этого места кончиками пальцев и помассировала. От резкого пробуждения летаргия на время ускользнула. Нет шансов снова сомкнуть глаза, пока сердце не перестанет колотиться.

Сев, она задумалась, где ее бегун. Вероятно, на званом ужине с остальными придворными папы. Они наверняка его пригласили: надо же иметь под рукой кого-то, к кому можно относиться снисходительно. Она больше не думала о нем как об ангеле. В конце концов, теперь у него есть имя и история. (Той рассказал ей все, что знал.) Он давно потерял свою божественность и был тем, кем был, – Мартином Фрэнсисом Штраусом, – мужчиной с серо-зелеными глазами, шрамом на щеке и руками, выразительными, как руки актера, за исключением того, что она не думала, что он будет очень хорош в профессиональном обмане: глаза слишком легко его выдавали.

Прикосновение повторилось. На этот раз она отчетливо почувствовала, как чьи-то пальцы схватили ее за затылок, будто кто-то легонько сжал хребет между большим и указательным пальцами. Абсурдная иллюзия, но слишком убедительная, чтобы от нее отмахнуться.

Карис села за туалетный столик и почувствовала, как дрожь пробежала по ее телу от трепещущего живота. Может, доза некачественная? Раньше у нее не было проблем: хмурый, купленный Лютером у поставщиков в Стратфорде, всегда был самого высокого качества: папа мог себе это позволить.

Возвращайся и ложись, велела она себе. Даже если не можешь заснуть, ложись. Но кровать, когда она встала и повернулась, чтобы вернуться к ней, отодвинулась, а содержимое комнаты убежало в угол, словно было нарисовано на полотне и вырвано у нее невидимой рукой.

Затем чьи-то пальцы, казалось, снова очутились на ее шее, на этот раз настойчивее, будто проникая в нее. Она протянула руку и энергично потерла затылок, громко проклиная Лютера за то, что он принес дурное зелье: скорее всего, он покупал героин с примесями вместо чистого и прикарманивал разницу. Гнев на несколько мгновений очистил голову, или ей так показалось, потому что больше ничего не произошло. Она уверенно подошла к кровати, ориентируясь на ходу и положив руку на обои с цветочным узором. Все стало налаживаться само собой: комната снова обрела правильную перспективу. Вздохнув с облегчением, Карис легла, не откидывая одеяло, и закрыла глаза. Что-то заплясало на внутренней стороне ее век. Формы появлялись, рассеивались и преобразовывались. Ни одна из них не имела ни малейшего смысла: это были брызги и пятна, граффити сумасшедшего. Она наблюдала за ними мысленным взором, загипнотизированная их плавными превращениями, едва сознавая под воздействием чар, что невидимые пальцы снова нащупали ее шею и проникают в ее суть со всей утонченной эффективностью хорошего массажиста.

Затем – сон.

Она не слышала, как залаяли собаки, а Марти слышал. Сначала раздался одинокий лай, где-то к юго-востоку от дома, но сигнал тревоги почти сразу был подхвачен залпом других голосов.

Он пьяно встал из-за выключенного телевизора и вернулся к окну.

Поднялся ветер. Вероятно, он снес какую-то сухую ветку, и это потревожило собак. Он заметил в дальнем углу поместья несколько мертвых вязов, которые надо срубить; вероятно, один из них был виновником. И все же лучше проверить. Он прошел на кухню и включил видеоэкраны, переключаясь с одной камеры на другую вдоль периметра забора. Смотреть было не на что. Однако, когда он переключился на камеры к востоку от леса, картинка исчезла. Вместо освещенной прожекторами травы – белый шум. Всего из строя вышли три камеры.