Проклятая

Если горничная и приходила, должно быть, она очень удивилась. Я билась в руках молчащего Александра. А вокруг нас, вспарывая паркет, расцветали одуряюще-ароматные розы.

Я так и заснула — вцепившись в его плечи, захлёбываясь слезами.

А когда проснулась, комната напоминала сад. Я лежала на кровати, глядя на переплетение ветвей над головой вместо полога. А рядом на полу сидел Александр, задумчиво крутя в руках спелое яблоко.

Долгое время в комнате стояла тишина.

Я разглядывала свои руки, чётко осознавая, что абсолютно не понимаю собственную магию. Как может нечто столь омерзительное, как пытки и смерть, получаться вместе с очень даже живыми яблоками… или розами…

А ещё — как может призрак любви… да нет, не любви даже — просто заботы — так ранить сердце? А ещё больнее осознавать, что это просто призрак.

Вот как сейчас.

Прав Александр — это действительно ад, когда любви нет. Когда ты никому не нужен. Наверное, страшнее любых пыток.

Я села на кровати. Тряхнула головой — в волосах запутались веточки и лепестки. Ну надо же… Позвать горничную? Обойтись духом? Да кому какая разница, как я выгляжу!

— Спасибо, — голос звучал хрипло после сна. — Спасибо, что побыл со мной.

Хотя имел полное право послать меня в бездну. Или даже сам туда отправить.

Он поднял голову, встретился со мной взглядом. Пришлось прикрыть глаза — он сиял. Так… красиво. Так волшебно.

Я со вздохом отвернулась и зачем-то ещё раз шепнула:

— Спасибо.

А он, всё ещё глядя на меня, неожиданно произнёс:

— В чём я так согрешил, что мне досталась ты?

Я усмехнулся. До боли захотелось коснуться его щеки, но я не решилась.

— Глупости. Ты святой.

Он рассмеялся — совсем невесело.

Я сцепила пальцы в замок.

— Не смейся, это правда. Твоя молитва меня в прошлый раз чуть не убила. И только твоя, а ведь я делала так со многими и очень даже набожными. Никто из них не смог… никто из них не сияет. Только ты.

— Поэтому ты заставила меня читать молитву вчера? — откидывая яблоко, поинтересовался Александр. — Хотела умереть.

Я только кивнула.

А разве не очевидно?

— Алисия, когда ты в последний раз ела?

Я изумлённо уставилась на него.

— Не… не помню. А что?

Я, правда, не помнила. Зачем забивать себе голову такими пустяками? В моей памяти и так целые фолианты заклинаний, зелий и ритуалов. Ещё и это? Ну нет.

Александр склонил голову набок, рассматривая меня.

— Как ты ещё жива, великая и ужасная ведьма?

Я опустила голову и выдохнула:

— Это ненадолго.

— Правда? — сейчас его голос звучал глухо.

Я вздохнула.

— Знаю, ты считаешь меня проклятой и всё такое, но на самом деле я прекрасно понимаю, скольких людей я убила, понимаю, что мне уже не очиститься, что я уничтожаю всё, к чему прикасаюсь, что я — чудовище… и понимаю, что…

Резкая боль обожгла щёку. Я вскинулась. И уставилась на оказавшегося очень — волнующе — близко Александра.

— Дура, — тихо произнёс он тем же глухим голосом. Я только сейчас поняла — от сдерживаемой ярости. — Ты как ребёнок, Алисия. Нашкодить ты смогла, а наказание принять решимости не хватает?

— Это и есть наказание, — грустно вздохнула я. — Куда уж горше?

Александр улыбнулся — неожиданно зло.

— Жить… Не так ли, Алисия? Много горше.

— Я не могу так, — пролепетала я, понимая, что он прав. — Я не могу так больше.

— Придётся, — он прищурился, взгляд стал ещё злее. — Ты всё это натворила. Ты и только ты. Расхлёбывай.

Я посмотрела на него — сквозь навернувшиеся слёзы.

— Ты… ты мне… поможешь?

Его руки сжались в кулаки. Я подумала — ударит.

И впрямь дура. Как я могу такое просить? У него? У кого бы то ни было. И какая разница, сколько раз я буду кричать, умолять, что он мне нужен? Это ничего не изменит. Прошлое не отменишь.

Я сжалась под его взглядом, как птичка перед змеёй.

Тишина звенела, как натянутая струна. Натянутая? Между нами?

Александр вздохнул и отвернулся. Тихо произнёс:

— Кто, если не я?

Чт…что?

Я ушам не поверила.

— Ты…

— Вот я и говорю: за какие грехи ты мне досталась? — грустно улыбнулся он.

Я покачала головой и с трудом выдавила:

— Ты святой.

Он рассмеялся. А я смотрела, как он сияет, и отчаянно желала его коснуться.

Неужели в этом мире ещё есть свет, который не ранит?

Мне так много хотелось ему сказать — про то, что никак не могу забыть нашу единственную ночь, про то, что боюсь остаться одна, про то, какой он добрый — в отличие от меня. Вместо этого я зачем-то спросила (как ребёнок, честное слово):

— Что я должна делать?

Думаю, он понял мой вопрос как-то иначе. Потому что, задумчиво посмотрев на меня, ответил:

— Хорошенько отдохнуть. И перейти в свои апартаменты, там удобнее и намного теплее.

Я не хотела. Не хотела оставаться одна, но и так уже злоупотребила его добротой: явилась в его спальню, заснула на его постели — ну в самом деле! Он всё-таки принц. Где мои манеры?

Александр вызвал слуг — кажется, готовить мне обед. Я попыталась встать — голова кружилась нещадно. Пришлось схватиться за полог. Тот опасно треснул.

Ни слова не говоря, Александр подхватил меня на руки и понёс в другие комнаты — где удобнее и теплее.