– Мне снятся кошмары, – наконец произнесла я. Брейден, должно быть, почувствовал, что мне необходимо выговориться, и просто молча ждал, когда я продолжу. – О моей маме и ночи, когда она умерла. Кажется, мое подсознание веселится, подкидывая мне разные сценарии ее смерти, даже самые нереальные. Та ночь... пожалуй, та ночь – единственное воспоминание, которое у меня о ней осталось. А я даже не знаю, не является ли оно всего лишь игрой моего разума.
Я никогда никому не рассказывала о своих кошмарах, даже Гейджу, который больше всех знал о том, что творилось у меня в голове. Я ощутила странное освобождение, будто просто открылась луне.
– И что ты в них видишь?
– Разные вещи. Дождь, разбивающиеся окна, машины. И, конечно же, маму.
– Сочувствую.
– Ненавижу это, а пробежки исключают бессонные ночи.
– Это куда правдоподобнее, чем отмазка с баскетболом.
– Они также помогают и для баскетбола.
– Не сомневаюсь.
– Ты научилась кататься на велосипеде в четыре года, – спустя несколько минут сказал он. – Я так завидовал, ведь сам все еще ездил с учебными колесами.
Благодаря тому, что он переключился на нашу игру в факты, я расслабилась.
– Я помню твои учебные колеса.
– Серьезно? Потому что, как только ты научилась кататься на велосипеде, я решил, что тоже должен, и убил всю субботу на обучение ездить без них. Ты заставила меня от них отказаться.
Я улыбнулась, вспоминая его детство, чтобы противопоставить соответствующий факт.
– Как насчет того, что в первом классе ты сказал учительнице, что мой папа также приходится отцом и тебе, а когда твой отец пытался забрать тебя домой, закричал: «Этот мужчина хочет меня похитить»? Твой папа так смутился.
– Да, я тогда завидовал, что вы были друг у друга, у меня же не было ни братьев, ни сестер.
– Теперь ты пойман в ловушку сумасшествия. Ты один из нас, малыш, хочешь ты этого или... – Я замолчала, поскольку до меня дошло его истинное намерение обсуждения моей езды на велосипеде. Он не вернулся к игре. – Подожди. Мне было четыре?
– Да.
– Значит, мама была жива, когда я училась кататься на велосипеде.
Я стала сканировать воспоминания, пытаясь представить ее там, перед нашим домом, наблюдающую за моим обучением. Вот папа, он бежал рядом, поддерживая сзади мой велосипед, чтобы я не упала. Я неустанно просила его отпустить. Но он не отпускал. Мама за нами наблюдала?
Я крепко закрыла глаза. «Просто позволь мне объехать вокруг квартала», – попросила я. «Я поеду с ней», – предложил Джером. Он нарезал круги вокруг меня. Ему, должно быть, было почти девять. Мы доехали до угла, и только тогда я поняла, что еще не тренировалась поворачивать без учебных колес. Поддавшись страху, я даже не попыталась повернуть и въехала прямо в дорожный знак. Джером поднял меня, посадил обратно на велосипед и помог мне преодолеть свой страх. Я падала на каждом углу, но доехала до дома, оцарапав лишь одну коленку.
Мама позаботилась о ране?
Нет. Папа. Это точно. Я вспомнила, как сидела на столешнице, пока он дул на колено и говорил, что я сильная. Как такое возможно? Как возможно, что я помнила эти моменты столь детально, но не имела ни единого воспоминания с мамой?
– Ты сейчас на нее очень похожа.
Мое горло слегка сдавило.
– Угу. – Я уже это знала. Помимо свадебного снимка в гостиной, у нас была целая коробка с ее фотографиями. Именно так я ее и помнила – как на снимках – стоящую рядом со мной, пока я задувала три свечки на торте, удивленно смотрящую с кресла, на котором она читала книгу, в бейсболке подбадривающую Джерома на его игре между классами. Я помнила фотографии, не события.
– Что еще ты о ней помнишь?
– Она была тихой... – Он замешкался. – Она часто приходила к моей маме. Однажды я вошел в кухню, где они разговаривали… и она плакала.
– Что?
– Я хорошо это помню, поскольку испугался, что мама на меня разозлится за то, что я их прервал.
– Из-за чего моя мама могла расстроиться?
– Не знаю. Моя мама гладила ее по спине, и она...
– Сколько тебе было? – Я прижалась спиной к забору.
– Не знаю. Думаю, около семи.
– Как ты смог это запомнить?
– Это просто одно из ярких воспоминаний.
По неведомой мне причине в моей груди вскипел иррациональный гнев.
– Ну, может, она переживала за твою маму. Может быть, она умоляла ее бросить твоего придурка отца.
– Мой отец запил только после травмы спины пять лет назад. – Его голос был таким напряженным, полным боли.
Я встала.
– Ну, у моей мамы была идеальная жизнь, поэтому я даже не знаю, что ее могло расстроить.
– Чарли.
– Я устала.
Я вернулась домой и громко хлопнула дверью.
ГЛАВА 13
На следующее утро, проснувшись, я увидела, как Гейдж листал отданный мне Эмбер каталог.
– Ничего не хочешь мне рассказать? – спросил он. – С каких пор ты...
Я кинула ему в голову подушку.
– Может, я решила стать больше похожей на девушку.
– Ну конечно. Папа взбесится, если увидит тебя с таким макияжем. К тому же, это не ты.
Ну и что это значило? Я посмотрела на девушку на обложке каталога в его руках. Она была нежной, женственной и красивой, как мама на свадебной фотографии в гостиной. Так какая же часть не соответствовала мне?