Происхождение

Самому Мэррею рукопись понравилась, и, коль скоро у него были авторитетные рекомендации Лайеля и Гукера, он написал Чарлзу, что трех глав вполне достаточно для ознакомления, но ему хотелось бы получить полный текст как можно скорее, чтобы отослать в типографию. Для первого издания он предлагал тысячу двести пятьдесят экземпляров.

Слово "обзор" он все-таки снял с титульного листа. Теперь отредактированное заглавие читалось так: "О происхождении видов путем естественного отбора, или В борьбе за жизнь выживают достойнейшие".

– Для научной книги тираж небывалый, – радовался Чарлз, – "Дневник" вышел у Генри Колберна всего лишь полутысячным тиражом.

– С тех пор прошло двадцать лет, – напомнила Эмма. Тебя тогда еще никто не знал. А сейчас, разве не ты сам предрекал Гукеру, что твою книгу будут читать и ученые, и простые люди?

Чарлз покраснел.

– Если хочешь, я просмотрю потом гранки и исправлю опечатки, предложила она.

Чарлз оторопело уставился на жену. Она собиралась править гранки столь ненавистной ей рукописи, в которой каждая страница противоречила ее жизненным устоям! Он обнял ее, горячо поцеловал и прижал к груди.

– Дорогая моя мисс Веджвуд, я женат на тебе уже двадцать лет, но крепче всего люблю сейчас.

В дальнем углу кабинета на столе стопками лежали страницы рукописи. Комната забита различным оборудованием, бутылками, склянками, коробками, пробирками, тиглями, измерительными приборами – открывающими удивительный мир. Еще больше о нем расскажет рукопись, которой ученый отдал двадцать лет жизни, в ней чередуются сомнение в своих силах, робость и вера в то, что ему дано постичь больше, нежели простому смертному. И не вырваться из этого круга: то он верит в свою избранность, то малодушничает, боится провала; то ликует, то впадает в уныние. Он мечтал: лишь бы книга увидела свет, и тут же пугался: но только не при жизни. Сначала он громогласно предрекал ей успех и популярность, потом разуверился: никто ни покупать, ни читать не станет. Он то корпел, исправляя, как он сам признавался, свой "корявый стиль", то с легкостью выпускал из-под пера тысячи страниц, упиваясь написанным: открытый им всеобщий закон природы в корне изменит взгляд на науку.

Едва ли не в каждом письме знакомым он жаловался, что сил мало, здоровья нет, хотя именно в это время умудрялся работать наиболее плодотворно: много писал, исследовал, задумывал новые главы. Ему порой хватало и месяца, чтобы составить и изложить в длинной и обстоятельной главе взгляды на проблемы в новой, не исследованной ранее области. Геркулесов подвиг, равно как и его восхождения в Андах. Каждое его слово истинно, подтверждено опытами в "дарвиновской лаборатории". Книги его покупали не менее охотно, чем книги других ученых-испытателей, в них усматривали зачатки теорий, которые не скоро дадут всходы; что ж, видно, не суждено ему больше. Впрочем, относился он к этому хладнокровно, верил, что в его идеях, записях, наблюдениях – величайшее открытие со времен Коперника: в 1543 году тот опубликовал книгу, перевернувшую все представления о мире, он доказал, что существует Солнечная система и что Земля – отнюдь не единственная в ней планета – вращается вокруг Солнца.

Дарвин сочетал в себе непоколебимую рассудочность и доверчивость. Умом он понимал, что прав доктор Генри Холланд: здоровье ему вернет лишь отдых и смена обстановки, а отнюдь не водолечение, к которому он так стремился; прав Чарлз Лайель, советовавший ему поездить с Эммой по Европе. Италия, Испания, Франция – везде он сможет найти покой. Порой казалось, что вот-вот душа расстанется с телом, но вскоре силы и уверенность возвращались, и Чарлз неделями плодотворно работал.

Он не скупясь тратил деньги на препараты, книги, микроскоп, пересылку по почте, переписку набело. Восемь лет тратил он время и деньги, прослеживая жизнь усоно-гого рака, хотя не очень-то верил, что все окупится. И в то же время он скрупулезно изучал записи прихода и расхода, как скупец, отказывал себе даже в малости, требовал отчета о каждом потраченном на личные нужды гроше. Он то упивался немалым достатком семьи, то страшился якобы неминуемой нищеты.