Происхождение

– Стоит того! – воскликнула Эмма, оглядывая комнату. Обитое заново большое кресло и четыре удобных разноцветных стула заняли свои места вокруг стола с мраморной крышкой; рояль, который покрыли свежим лаком, навеки обосновался в дальнем углу у выходящего в сад окна. Над мраморной каминной доской висело длинное зеркало в позолоченной оправе, у дивана стояли новые приставной столик и лампа. Обои Эмма выбрала светло-серые в розовую полоску.

– Не думая о претенциозности, – сказала Эмма, -мы получили вполне подходящую гостиную, роскошную и просторную. Несколько картин, небольшая подвесная полка для наших книг в кожаном переплете…

Из темной комнаты, выходившей на дорогу, они перенесли обеденную мебель в более солнечную бывшую гостиную в три окна. В столовой стало значительно светлее.

Они сошлись во мнении, что теперь Даун-Хаус с окрестностями не уступит по красоте Мэр-Холлу или Маунту. Они создали свой мир, вернулись к стилю своих предков; но привнесли в этот мир и что-то личное. Именно к этому они оба и стремились.

В десять месяцев Чарлз Уоринг еще не пытался ходить или говорить, и Дарвины попросили доктора Генри Холлан-да заехать в Даун-Хаус при первой возможности. Сэр Генри давно получил дворянское звание, пост лейб-медика при королевском дворе и был занят больше, чем когда-либо. В праздничный день он поездом доехал до Бекенема, а там его встретил Чарлз со своим кучером. До Даун-Хауса было шесть миль, и, пока они ехали по извилистым и живописным дорогам графства Кент, сэр Генри все время расспрашивал Чарлза. Приехав в Даун-Хаус, он провел в верхней спальне у ребенка целый час, потом спустился по наклонной лестнице в гостиную, где, молчаливые и бледные, сидели Чарлз и Эмма. При его появлении они быстро подняли головы. На лице кузена, слегка грубоватом, было выражение сочувствия.

– Боюсь, порадовать вас нечем, – сказал он. – У ребенка серьезное психическое заболевание.

– Но как же? Почему? – горестно воскликнула Эмма,

– Как и почему, дорогая кузина, – это один и тот же, вопрос. Его мозг либо не развился, либо был поврежден. Роды прошли нормально?

– Доктор назвал их бурными, – ответила Эмма со слезами на глазах.

– Есть сотни заболеваний, о которых мы и понятия не имеем. Увы, заглянуть в эту маленькую головку мне не дано.

– Но каков будет прогноз? – задал вопрос Чарлз. – Что нам предстоит?

– Самый тщательный уход за ребенком, который, воз-!: можно, никогда вас не узнает. А еще – принять волю, господню.

– Я готова к этому, – сказала Эмма сквозь слезы. – Но неужели нет никакой надежды?

– Надежда есть всегда. Порой случаются чудеса. Но вы должны смотреть в глаза действительности. Сколько у вас детей? Шесть, семь? Все здоровые, нормальные,

счастливые. Видите, бог одарил вас многим. И не убивайтесь из-за того, чего нельзя изменить или исправить.

– Мы постараемся, брат Генри, – подавленно ответил Чарлз. – Я и Эмма чрезвычайно благодарны тебе за то, что приехал. Я провожу тебя до станции.

– Не нужно. Я вздремну в дороге.

Он поцеловал Эмму, пожал руку Чарлзу и уехал – от потерянных, испуганных и опечаленных родителей, которые против воли задавали себе невысказанный вопрос: "За какие грехи господь так жестоко поступил с нашим младшеньким?"

После дружеского ответа Чарлза в октябре 1856 года на письмо с Целебеса Алфред Уоллес написал ему несколько длинных и подробнейших писем, из коих Чарлз заключил, что Уоллес считает его своим собратом и товарищем, особенно после того, как Чарлз проявил желание обсудить с ним свою теорию видов, хотя и частично. К концу 1857 года, когда Чарлз проработал над своей книгой уже полтора года, он понял, как правы были Лайель, Гукер и Гексли, убеждая его скорее изложить свои открытия на бумаге. В последнем письме Уоллеса, написанном 27 сентября 1857 года, говорилось: "То, что содержалось в моей журнальной статье – лишь предварительные наметки; у меня есть и детальные доказательства, план которых я уже набросал…"

У Уоллеса есть доказательства его теории видов! Он уже набросал план! Но неужели его доказательства – это естественный отбор, или сохранение наиболее приспособленных видов в борьбе за жизнь? Нет, такое совпадение невозможно. Человечество размышляло над законами природы многие тысячелетия – так разве может быть, чтобы два человека пришли к одним и тем же доказательным выводам? И если Уоллес уже получил результаты Дарвина, уже написал статью, не исключено, что в один прекрасный день через несколько месяцев Чарлз откроет в Даун-Хаусе журнал, на страницах которого будет разгадана "тайна тайн", и разгадана Уоллесом.

Он стоял у окна кабинета и глядел на окружавшую дом каменную стену, но не видел ее. Все же постепенно он обрел душевное спокойствие.

"Я должен ответить Алфреду Уоллесу немедленно, – сказал он себе, – и выразить ему свое восхищение. От

важный человек, он собирается пробыть в этих далеких от цивилизации краях еще три или четыре года!"

22 декабря 1857 года "Дорогой сэр!