Черт. До Торы только сейчас дошло, что сейчас она не слушает рассказы и разные точки зрения, а общается собственно с тем человеком, который утверждает, что учился у Бодхи и дракончиков – и сам, и вместе с первой группой коммандос. Вот именно он – вот этот человек (
- Для нее это все сказки, - произнес один из мужчин.
Его голос нельзя было назвать дружелюбным…
- А ты кто? – обратилась к нему Тора не без того, чтобы не испытать нерешительность.
- Да, значительной частью информации владеем только мы, коммандос, – продолжал Томас, словно не обращая внимания на ее вопрос. – Ты проходила стажировку в течение двух лет в одном из селекционных центров, и несмотря на то, что это было очень поверхностным, можно сказать факультативным знакомством, тем не менее ты могла отдать себе отчет в том, что существует определенная грань, за которую не-коммандос не могут быть допущены.
- Селекционный центр… это ты о чем? – недоуменно спросила Тора?
Томас усмехнулся.
- Селекционный центр, значит… мне это не приходило в голову – я думала… я все принимала за чистую монету. Что это что-то вроде курсов повышения квалификации, куда отправляют молодых сотрудников институтов.
- Лишь отчасти, - продолжил Томас. – Отчасти это и в самом деле курсы повышения квалификации – курсанты учатся навыкам, которым они вряд ли где еще могут научиться: безупречное устранение негативных эмоций, первые опыты погружения в осознанные сновидения, крайне серьезная физическая подготовка, включающая в себя навыки промывания тела озаренными восприятиями, достижение непрерывного озаренного фона, ну и конечно ты должна очень хорошо помнить практики усиления искренности (
- Вау! – Тора была искренне удивлена. – Вот это в самом деле неожиданность… она ведет себя так… скромно, что ли, незаметно…
- И в то же время это – селекционный центр. Мы ищем новых людей – всегда, постоянно, везде – самых способных, самых искренних (
У Торы даже «в зобу дыханье сперло».
- Томас…
- А ты как думала? – Он рассмеялся. – Ты что, всерьез предполагала, что мы возьмем некоего неоперившегося юнца, который еще из яйца не вылупился, и засунем его сначала в команду дайверов, а потом в этот эксперимент, который может вообще повернуть черт знает куда всю историю человечества?
- Я думаю, это проявление ЧСУ. Да, именно Чэ Сэ У – чувство-собственной-ущербности, - произнес второй мужчина. – Она не смеет подумать о себе как о человеке, который может быть выделенным из всех остальных в силу своей искренности, стремления к ясности, к ОзВ. Она хочет думать о себе как о серой мышке – так спокойнее, деточка, да, я согласен, так спокойнее – сидишь у себя в углу и носика не высовываешь, а за тебя все решают большие дяди и тети, да?!
Под конец фразы его голос становился все более громким, и хотя выглядел он при этом несколько грозно, Торе почему-то стало даже более спокойно, чем в начале встречи.
- Ты не смеешь сказать себе: «я тот, кто принимает решения. Я тот, кто отвечает за дело. Я тот, от кого будет зависеть не только мое будущее, но и будущее вот этой охуительной Земли, вот этих охуительных и страстных людей.» Ты не из тех, кто хочет, чтобы ему поручали принимать решения, кто должен будет все учесть, взвесить, рассчитать, прочувствовать, а потом прийти и сказать: «я решил – мы будем делать так». А потом – отдать всё, ВСЁ, всего себя, все свои силы, все, что только способен сделать человек и даже больше, чтобы добиться результата, чтобы пробиться к новым пространствам преданности, ясности, известных и неизвестных озаренных восприятий.
- Его зовут Моран, - вдруг вставил Томас. – Марти Моран.
Торе совсем поплохело. Этого еще не хватало – еще и Моран. Для нее Моран – это всегда было нечто абстрактное, лишь имя на обложке фундаментального труда по интеграции восприятий морд Земли, испещренного такими детально разработанными методиками, такими микроскопически точными фиксациями восприятий, какие может описать только тот, кто всю жизнь с утра до ночи только этим и занимался.