Происхождение партократии

В этой связи интересно вспомнить и то, что говорил Миха Цхакая, образованный марксист, член партии с 1898 г., который в эмиграции был ближайшим единомышленником Ленина, вместе с ним вернулся, но недолюбливал Сталина из-за его политической аморальности, а Бухарина просто обожал. В своем выступлении на съезде об оппозиции Цхакая ни одним словом не обмолвился о докладе Сталина, не упомянул даже его имени, но о докладе Бухарина сказал, что он «блестяще осветил все вопросы, начиная с идеологического фронта и нашей сегодняшней тактики… Я взял слово, чтобы под прожектерским светом этого доклада все-таки вернуться к тому болезненному явлению, которое ликвидируется…» После этого вступления Цхакая дал характеристику лидерам оппозиции. Цхакая сказал: «Нет никакого сомнения, что в бурный период гражданской войны Троцкий вольно или невольно всегда подчинялся партии, но никто никогда не думал, что он мог быть рулевым. Он мог быть хорошим комиссаром… Никто не мог думать, что он мог быть вождем. Потому, что это — человек, которого мы гоняли, начиная со II съезда, налево от меньшевиков и которого только в июльские дни Ленину удалось вогнать в нашу партию. Мы, старые большевики, расценивали Троцкого определенным образом. Но мы хотели использовать всех и вся в интересах революции. Что касается другой половины блока — Каменева и Зиновьева — то да, их падение печально. Все-таки они срослись с самого начала с большевистской партией… Я знаю начало их политического рождения. И не скажу, чтобы я преувеличивал их значение в высокой степени, но они были хорошие "рабочие лошади", как любил выражаться Ильич (Голоса: "Правильно!"). Но экзамен в Октябрьские дни показал, что на них, как на вождей, никогда нельзя рассчитывать. Прямо нужно сказать, что в эмиграции доклад Зиновьева даже полсотня людей не могла слушать. Великая революция 1917 года выдвинула его, и особенно он выдвинулся сам по себе, постоянно повторяя на всех митингах: "Мой дорогой учитель, мой друг Ленин"… Что же касается т. Каменева, то я чересчур знаком с его политическим прошлым, с его политическим рождением. В 1903–1905 годах он еще находился в подполье в моем распоряжении. А после я его перебросил на доделку к великому мастеру — Ленину. Мы не сомневаемся, что Каменев мог быть хорошим тружеником, но опять-таки не каким-нибудь мировым вождем» (там же, т. II, стр. 705–708).

Сталин оказался редким стратегом, планирующим историю, феноменальным тактиком, организующим победы под чужим знаменем и чужими руками. Рисовать борьбу Сталина с оппозицией как борьбу за чистоту марксизма-ленинизма могут лишь партийные фарисеи или отпетые невежды. Сталин, объявив Ленина своим учителем, забальзамировал его труп (вопреки Троцкому!) вовсе не из-за веры в какие-либо святыни, не из-за того, что он собирался коленопреклоняться перед мумией большевистского фараона, а чтобы другие, молясь Ленину, тем самым молились Сталину. Когда Ленин умирал, в партии и стране широко были известны имена Троцкого, Зиновьева, Каменева, а Сталина знали только на верхах партии. Сталин решил превзойти своих популярных соперников, объявив себя душеприказчиком Ленина, а ленинизм — непререкаемой партийной догмой. Ко всему этому, он объявил себя и единственным судьей по вопросу: «Что есть ленинизм?» Поэтому каждую свою статью, речь, письмо он объявлял «Вопросами ленинизма».

Расчет оказался правильным, до того правильным, что до сих пор в партийных учебниках враги Сталина называются «злейшими врагами ленинизма». Между тем, Сталин в «святость» ленинизма мало верил, тогда как оппозиция не только бесконечно распиналась в своей верности ленинизму, но и погибла из-за своей рабской приверженности отжившим нормам и ложным святыням. В руках Сталина ленинизм был только то, что он из него хотел делать. Но одному компоненту ленинизма он все-таки оставался верным: учению тотальной диктатуры партийного аппарата над партией и государством. Он развил ленинизм, внеся в него новый компонент: уголовщину. Это как раз и предрешило его победу, открыв путь к его личной тирании. Сама партия признала на XX и XXII съездах, что сталинщина есть уголовная глава в истории большевизма.

Съезд закончился выборами новых органов центральных учреждений партии — ЦК и ЦКК. В состав ЦК были избраны: 71 член, 50 кандидатов; в состав ЦКК — 195 членов; в Центральную ревизионную комиссию — 9 членов. Это были люди не из «ленинской гвардии», а представители «второго призыва» большевизма, «октябрьские большевики», герои гражданской войны, вновь выдвинутые секретари обкомов, крайкомов и центральных комитетов национальных республик. Но интересно, как сложилась их судьба после того, как они с таким энтузиазмом помогли Сталину разгромить «ленинскую гвардию» в лице оппозиции? По поддающимся проверке сведениям, она сложилась так: