— В доступности — я не устаю винить самого себя.
Эжен встал, решив тотчас уйти домой, но увидел Дельфину — она вернулась с густыми тенями у глаз и, казалось, во всех драгоценных украшениях, какие у неё скопились, как в доспехах, как валькирия — на годовщине объявления столетней войны.
— Простите, что оставила вас, господа, — сказала она громко и сурово, — Весело ли вам на нашем балу?
— Да, баронесса, — отвечали гости.
— Не желаете ли поиграть в фанты?
— С радостью, — сказал Арман.
— А каковы ставки? — спросил Анри.
— Разве это азартная игра? — удивился кто-то, — Как можно?
— Очень просто, — объяснил выдумщик де Марсе, — скидываемся, например, по сотне и пишем каждый на своей карточке задание, сбрасываем, перемешиваем, тянем по очереди, и те, кто не смогут выполнить свой фант, выбудут, победители же поделят между собой деньги.
— Но,… — испугался чего-то Феликс.
— Да, — утвердил его догадку Анри, — по-другому и не получится.
— Только, ради Бога, господа, — без драк!..
— Как пойдёт.
Эжен прикинул меру жестокости предстоящей игры, но убоялся лишь не найти в карманах сотни; однако, нашёл и передал в кассу, хранить которую поручили госпоже Листомер. Дельфина нашла и раздала карточки и грифели, приготовила мешок для фантов. Склонившись над записками, игроки имели вид предьявольски коварный. «Что ж, — подумал Эжен, — все хитры, и я не лопух» и написал: «Вы должны Растиньяку тысячу франков». Да, так, вроде бы, не слишком нагло. Может, конечно, кто-то превратит свой билетик в полумиллионный вексель… Ну, и пусть себе обнимется со своей жабой, а мы народ не жадный… А вот как каждый заломит себе сумму?… Да нет, зазорно…
Не слишком довольный собой, он бросил карточку в мешок.
Первого испытуемого выбрала Дельфина — им оказался Анри де Марсе, и его фант гласил:
«
Франкессини поднёс к его глазам циферблат своих часов. Анри быстро вышел из зала и вскоре возвратился, ведя под руку Терезу.
— Кто скажет, что я не выполнил задание!? — воскликнул он, — Признаться, господа, я ждал от вас большего.
Тереза постояла немного у стены, убедилась, что с госпожой всё в порядке и ушла к себе.
Новым игроком победитель назвал д'Ажуду-Пинто. После повторного оглашения португалец, держащий в правой руке недопитый бокал, а в левой — два осушённых, разболтанной поступью приблизился. Изрядно захмелевший, он попытался освободить десницу, за чем пролил вино и разбил один из бокалов; над ним уже посмеивались, но судьба пока хранила его.
«
— Что-то пока не клеится наша потеха, — впологолоса посетовал Арман.
— Ничего, — ответил Анри, — Только начали.
Д'Ажуда закинулся назад и расхохотался в потолок, выкрикнул на сломанном внезапно французском:
— Ну, кто скажет, что я не выполнил!?… Вот она у меня — булавка! Добыча! Желаю вам того же удача, господин де Манервиль!
Поль вытянул предписание: «
— Рано вы почили, — заметил Анри кто-то.
С балкона, из оркестра уже несли в зал инструмент. Эжен не знал, умеет ли де Марсе музицировать, но в способности того повиноваться он крепко сомневался. В бесстрастных кошачьих глазах графа читалось издевательское
Манервиль минуту молча давил на него взглядом, потом зашептал что-то ему в ухо. Анри поменялся в лице, но выстоял — отстранился и по-прежнему насмешливо спросил:
— А вы до сих пор этого не сделали? Ну и ну…
— Так вы отказываетесь?
— Что делать. Доводы слабы.
Противник пал духом, но вдруг глянул на Феликса и возапеллировал:
— Господин де Ванденес, не составит ли вам труда уговорить этого mongrela попиликать полминуты?
Прославленный своей безотказностью, королевский секретарь однако качнул головой:
— Сударь, что помешало вам самому столь же вежливо попросить графа?
— Он этого не стоит.
— В таком случае и я просить его не стану.
— Я разумею, что господин де Марсе не достоин моих просьб; ваши — дело другое.
— Я не более любого присутствующего претендую на честь послужить вам, — деликатно указал ему на место Феликс.
— И всё же будьте любезны… — зубами держался горе-шантажист.
— Да бросьте! — возник попутанный бесом д'Ажуда и, видимо, в пример запустил через плечо пустой бокал, — Было бы из-за чего стараться! Музыка — это рукоблудие!
— Наоборот, — просто, но веско возразил Анри, глядя вверх.
— Что же в таком случае вы, маркиз, считаете искусством? — спросил Ронкероль.
— Фехтование!
— Считайте, что уговорили, — Ронкероль снял левую перчатку и легко, словно цветок, кинул её воинственному чужестранцу. Феликс взвизгнул: «Не вздумайте!», но никто его не слушал, только Франкессини тихо сказал ему: «Это неизбежно», а слуги побежали за оружием и вскоре раздобыли пару шпаг. Новый герой бала взмахнул своей, как дирижёрской палочкой и крикнул музыкантам: «Жигу!».