Прогулочки на чужом горбу

Я поняла эту житейскую премудрость, наблюдая однажды сцену на эскалаторе в универмаге. Две женщины, работницы универмага в сногсшибательных нарядах — негритянка и белая — ехали впереди меня и весело болтали. И я подумала: как славно, хотя бы в средних слоях расовые предрассудки утратили силу. И тут слышу, как негритянка говорит подруге: «Дай мне свой телефон. Я все узнаю и позвоню тебе. Может, вместе сходим?» Куда? В кино? На выставку? Этого я никогда не узнаю. Дело в том, что, услышав это, белая женщина — того же возраста, такая же изящная, как и ее спутница — словно окаменела, и на лице ее появилось выражение глубокой задумчивости. Ибо негритянка нарушила правила игры: нижестоящие никогда не должны первыми предлагать встречу. Это прерогатива белой. А черная должна ждать, когда ее позовут. Иначе она рискует прослыть нахальной и даже опасной, во всяком случае, отношение к ней будет настороженным.

Что же касается Джой, то она всегда придерживалась мнения, что женщины должны вести себя так, будто они в сравнении с мужчинами — существа низшего порядка. Эту заповедь мать внушила ей в числе первых, и в жизни это ей очень пригодилось. Следуя этому правилу, Джой имела потрясающий успех у мужчин — ключ от того волшебного источника, из которого сыпались хорошие обеды и наряды от Сен-Лорана, а также, в добрые времена, еженедельные массажи, зимние путешествия на Карибское море, деньги на машинисток. Потому что Джой хорошо усвоила одну вещь: за то, что мужчины считают себя более умными, инициативными, смелыми и постоянными, чем женщины, они обязаны платить. Платить, платить и платить.

— Не хотите ли зайти ко мне выпить чего-нибудь? — предлагает он вежливо, но немного свысока, что вполне естественно для мужчины его возраста и положения по отношению к одинокой сорокалетней дамочке, положившей на него глаз.

Как бы не замечая тона, она реагирует только на слова. Она тут же встает со стула, и через минуту оба пробиваются сквозь толпу вконец осатаневших жильцов. Они садятся в лифт, стены которого обшиты листами железа и окрашены в табачный цвет. Акт о техническом осмотре испещрен автографами молодого поколения жильцов.

Пока они поднимаются, он сообщает ей, что работает консультантом по бизнесу. Скорей всего это означает, что он — безработный. Но это ее не слишком волнует. Деньги у него есть — она их чует за версту.

Пока он возится с ключами, она небрежно роняет:

— А я, видите ли, писательница.

Он роняет ключи. Ура! Ей удалось произвести впечатление. Может, даже слегка напугать его.

Так же как и негры, которые поют, танцуют или занимаются спортом (я упорно продолжаю проводить аналогию с нашими собратьями по неполноценности), женщины, подвизающиеся на поприще литературы или искусства, хоть и не могут составить конкуренции белым коллегам мужского пола, всегда вселяют страх в среднестатистического белого мужчину. Страх тем больший, если у него самого есть тайные амбиции на этот счет.

Первым проскочив в квартиру и поспешно убрав пальто, валяющееся на столике в прихожей, он, не оборачиваясь к ней, спросил:

— И что же вы написали?

— Да так, четыре романа.

— Может быть, я что-нибудь читал? — несколько поуспокоившись, он снисходительно смотрит на нее сверху вниз.

Она скромно опускает глаза.

— Может быть. Один из них бестселлер.

Он озадачен. Он не сомневается, что все авторы бестселлеров — миллионеры. Тогда с какой стати она живет в этой дыре?

Она прекрасно понимает немой вопрос в его глазах. Она и сама задала бы ему аналогичный вопрос, но переходить к финансовой стороне дела пока еще рановато.

Она проскальзывает мимо него в гостиную; вся обстановка — два коричневых дивана да письменный стол, заваленный пухлыми бумажными папками с тесемками. Вдоль большой стены скатано нечто, напоминающее старинный восточный ковер. К другой прислонены три картины (не удостоились чести быть повешенными?). Повсюду беспорядочно расставлены картонные коробки, которые, очевидно, используются как дополнительная поверхность. Возле окна — большое кресло в стиле Франциска I, подлокотники и ножки которого украшены тонкой резьбой. Креслу явно недостает пары.

— Недавно развелись? — спрашивает она.

Судя по выражению его лица, она попала в точку.

— Не совсем. Хотя, да. В общем, так и есть.

— Тяжело переживали?

— Да нет, не особенно. Просто решили, что так будет лучше. Разошлись, так сказать, по обоюдному согласию.

Говорит он отрывисто, но взгляд, блуждающий по комнате, выдает растерянность — он все еще не может освоиться со своим нынешним положением холостяка.

Она осторожно перешагивает через одну из картонных коробок, улыбаясь при мысли о том, какой интересной может оказаться игра.

— В этом доме ведь довольно трудно снять квартиру. Как вам это удалось?

— А я плачу настоящему съемщику в три раза больше, чем он платит сам. Сейчас он на Багамах.

— Его зовут Маккензи? Помню такого — Джон Маккензи, с бородой. По-моему, он жил на шестом. И вроде занимался инвестициями?

— Нет, это другой.

— А домовладелец в курсе, что ваш приятель сдает квартиру?