Она протискивается в тот конец комнаты, где находится он — то тихонечко работая локтями, то застенчиво извиняясь. Наконец она оказывается от него на достаточно близком расстоянии, чтобы ее шепот был им услышан.
Если бы не нос картошкой, несколько портящий его крупное, хорошей лепки лицо, в нем можно даже уловить некоторое сходство с Грегори Пеком.
— Нет сил, скорей бы все это кончилось, — говорит она ему, словно закадычному другу.
Он молча кивает, с достоинством, как и подобает мужчине, но на нее — ноль внимания. Это ее лишь раззадоривает. Конечно, выглядит она не лучшим образом. Хотя ее круглое личико с правильными чертами все еще можно назвать хорошеньким, наряд — вельветовые штаны и старый кашемировый свитер (не в «Сен-Лоране» же ходить на подобные мероприятия) — не может привлечь человека его положения. О прическе и подавно говорить нечего — Джой не припомнит, когда стриглась в последний раз. А от утреннего макияжа не осталось и следа. Так что, если бы он тут же бросился ухаживать за ней, это ее скорее бы насторожило: тут было бы что-то сомнительное, получалось бы, что вся его респектабельность — дутая.
Она не сводит с него глаз, а тем временем вокруг поднимается новый шум, вызванный на сей раз какой-то пуэрториканкой, заявившей, что она ни цента не даст сверх пятидесяти долларов, чтобы нанять адвоката, который защищал бы их от домовладельца.
Это заявление вводит присутствующих в состояние шока. Им и в голову не приходило, что потребуется нанять адвоката. Они почему-то были уверены, что их собственных мозгов, изнемогших в заботах о хлебе насущном и одурманенных телевизором, вполне достаточно, чтобы перехитрить ненасытного домовладельца, который мало того что имеет степень магистра бизнеса Фордхэмского университета, так еще содержит жену и двух любовниц, причем ни одна из них не подозревает о существовании двух других. А наша Джой, таланты которой вполне подстать мерзавцу-домовладельцу, сочувственно кивает головой. Дураков она всегда жалеет. Свои коготочки она приберегает для умных.
— Вы живете в этом доме? — приветливо осведомляется она.
— Да, — отвечает он по-прежнему без всякого интереса. Лицо его бесстрастно. Выразительности в нем не больше, чем в гранитной стене.
— А на каком этаже?
— На шестом, — отвечает он.
Она многозначительно кивает головой, будто этот факт имеет историческое значение.
— А я на пятом, — произносит она, выдержав некоторую паузу, в которую вкладывает максимум сексапильности.
Так и есть, ее сигнал им услышан. Его левая бровь подскакивает вверх, он смотрит с высоты своего роста вниз, на нее, и встречает полный обожания, беззащитный взгляд золотистых глаз. Ах, забудь об этих предательских мешках под глазами, поверь, в ней пылает душа одиннадцатилетней девчонки. И вот, медленно, словно робкий солнечный луч, пробивающийся сквозь пелену осенних облаков, лицо ее озаряет улыбка.
— Как вас зовут? — спрашивает он.
— Джой Каслмэн, — отвечает она.
Ее имя ему ни о чем не говорит. Он не читает книг, а если бы и читал, то не дамскую беллетристику — стоит только посмотреть на его твердый подбородок.
Как же он здесь оказался, такой мужественный, хорошо одетый, респектабельный? Может, живет у приятеля, пока жена с детишками отдыхает на шикарном курорте? А может, он — шпион домовладельца с фордхэмовским дипломом? Или тоже задолжал остаток жизни и души налоговому управлению?
— А вас как зовут? — спрашивает она.
— Скотт Арнольд.
Хорошо звучит и легко запоминается. Джой Арнольд — тоже неплохо звучит. Она вновь улыбается и кажется еще более беззащитной. О, я знаю эту улыбку! Если вы женщина, как, скажем, я, то у вас возникает непреодолимое желание треснуть ей по физиономии, если же вы мужчина, вам хочется ее изнасиловать и, скорей всего, тоже треснуть. Но ничего подобного вы не делаете. А все потому, что вы уже почувствовали себя виноватым, а она уже успела набрать несколько очков в свою пользу, хотя вы об этом и не догадываетесь.
— Господи, как душно!
Она сидит рядом с ним на складном стуле, обмахивая лицо ладошкой с растопыренными по-детски пальцами, для того лишь, чтобы продемонстрировать руки — мягкие, пухлые, с гладкой кожей, на которой чуть видны прожилки вен, с красивыми, холеными, наманикю-ренными ногтями.
— Умираю от жажды, сюда бы фонтанчик, — произносит Джой и чуть-чуть высовывает язычок, показывая, как пересохло у нее во рту. Потом она замолкает — ждет, когда он переварит намек и сообразит пригласить ее выпить у него на квартире.
Она давно усвоила, что стоящие на общественной лестнице ниже могут первыми заговорить с вышестоящими, но никогда — если только они хотят, чтобы им доверяли и их любили — не должны переступать черту и навязывать свою компанию.