Читаем Прогулки с бесом (СИ) полностью

На сегодня самодельные, кустарные мельницы извели, дежки забросили, а дрожжи применяем по прямому назначению: делаем самодельный спирт. Без дрожжей ни спирта, ни хлеба не получить.

- Обрати внимание, как написал: "ни спирта, ни хлеба не получить". Спирт упоминаешь первым. Не хлеб, а спирт!

- Чего цепляешься? Верно набрано: выпиваем и закусываем, но не наоборот. Бывает, случается, корочкой занюхиваем, но чтобы в полный пищевой мешок вливать бодрящую влагу - извини, до такого безобразия не опускаемся. Что-то, дружище, смотрю, слабеешь. Перестучать?,

- А что толку? Суть не меняется, спирт останется на первом месте.

Нет в домах дежек, никто не печёт своего хлеба. Что ещё потеряем?

Глава 90.

Лютая зима сорок один/сорок два.

К настоящему времени точно известно, что зима сорок первого/сорок второго года была лютой. Жестокой. Хочется сделать замечание о лютости зим: если я сыт, если на мне хорошие валенки, ватные брюки, тулуп и шапка из меха волка - что мне зима! И совсем она не лютая, и мать не поёт:

"Ах, ты, зимушка-зима,

ты холодная была!

Ты холодная была

все дорожки замела!

Все дороги все пути -

ни проехать, ни пройти!"

"Сиротской" называем зиму, когда в январе температура не опускается ниже десяти градусов по Цельсию, но и этих десяти градусов хватит для погибели, если ослаб телом от длительного недоедания. Насколько нужно ослабеть от недоедания, чтобы десять минусов Цельсия остановили ход, не бег, нет, только ход тихим шагом - не знаю, не испытал, за меня испытали родители.

В лютые зимы преимущества малых хижин очевидны: на малый объём и топлива меньше нужно. Сегодня, когда вижу по "ящику" апартаменты богатых людей стольного града, то не зависть поедает старческое, привыкшее к недостаткам сердце, а вот это:

- Сколько кубов газа нужно сжечь, чтобы в таких хоромах держалась температура +20 по Цельсию? В одно время во всех комнатах находиться не можешь, какая нужда в таких хоромах? Чем старее становишься, тем меньше требуется "жизненного" пространства. А потом оно вообще сузится до размеров комнатушки в десять квадратных метров. Это как "карты лягут"... Тупица эдакая, зачем камин с полыхающими дровами? Глядеть на огонь камина и думать: "и я окончусь посудиной с горстью пепла? Кто и как долго будет хранить серую пыль с моим именем? И зачем"?

- Богатые люди болеют клаустрофобией, иначе "боязнь закрытого пространства". Клаустрофобией страдают короли, цари, императоры, а их хоромы - попытка убежать из замкнутого пространтсва. Положи такого в гроб и закрой крышкой - умрёт за десять секунд, сердце остановится. - А тюремная камера?

- Если не повезёт. Как раз-то тюремные камеры исцеляют от клаустрофобии.

Как-то в один из декабрьских вечеров, ближе к времени, когда наступала пора ложиться на покой, послышалась частая стрельба, но не в монастыре, а в городе.

Неожиданная пальба, и понимай что-то в стрельбе - назвал бы её "торопливой", всякая пальба говорит о душевном состоянии палящего. В небо взлетело несколько зелёных, белых и красных ракет. И всё вдруг разом стихло! Странное дело, но стрельба не испугала, как прежде.

Полураздетые обитатели монастыря повыскакивали на мороз, и, не медля, приступили к излюбленному занятию: рождению паники.

- Наши наступают, прятаться надо!

- Куда прятаться? Под печь!? Если наши наступают чего прятаться? Радоваться надо!

Через какое-то время родилось открытие: "красивый шум немцы устроили по случаю прихода Рождества!"

- Какого Рождества!? Рождество седьмого января бывает, до Рождества язык высунешь и ноги протянешь! И что тебе в рождестве?

- Это ты язык высунешь, а немцы Рождество перед Новым годом празднуют! - вот оно, начало падения: какие-то месяцы враги пребывают в городе, а оккпированные уже знают когда и что пришлые празднуют!

Когда пальба и фейерверки утихли - пришёл момент выяснить кто автор паники о серьёзных и обещающих переменах на фронте, но такового не нашли: или плохо искали, или было холодно и хотелось в тепло

Сколько переполошенных граждан монастыря поверило в советское наступление установить не удалось, да и надо ли?

Зима тянулась медленно, и казалось, что не будет конца бедствию. Всяческие ледниковые периоды на Земле голытьюе казались бесконечными и затяжными, а потому и ненавистными...

- ... и при всей ненависти к зиме вы не меняли старушку на чужое, заморское тепло.

- Не сбивай с темпа: "особенно для меня зима была "врагом номер первый": голым был. Не полностью голым и с определением " в чём мать родила", но близко к этому. Что-то из одеяния на мне имелось, но это "что-то" никак не могло защитить от "космического холода", что царил за стенами старой кельи.

Перечень моего гардероба "военного времени": штаны из военного брезента до колен и с одной лямкой через плечо. Тонкого брезента защитного цвета. С пуговицей. Какой из воюющих сторон принадлежал брезент на моих тощих ягодицах - "следствием не установлено". Штаны из тонкого, военного брезента были созданы руками записной "мастерицы по нужде": матерью. Всё она и всегда!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное