Читаем Прогулки с Андреем Толубеевым. Записки театрального дилетанта полностью

— Знаешь, Андрюша, что я люблю на даче? Я часто вижу, как белка рыжая скачет по сосновым веткам. Я сижу на веранде бани и, прищурясь, смотрю на нее. И еще я люблю больше всего в природе, когда деревья расщепляют солнечные лучи. Возникают блики. Нежные блики, которые скользят по воздуху. Качаются сосны и ели, поют листочки рябины, шелестит клен. Так бы и сидел тут всегда. Так бы и не двигался. А зачем двигаться? Ведь все и так хорошо!

Сейчас дачной жизни стало намного больше. Появилось дикое количество загородных участков. За сто, сто пятьдесят, двести километров. Туда везут внезапно появившиеся в продаже стройматериалы, всякие там дизели для автономного электричества, насосы, души, спутниковые антенны… На чем везут? А на машине. Сколько же стало машин! И виновата в этом опять же дача. Она часто является решающей и последней причиной для многих, чтобы обзавестись, вопреки всем финансовым кризисам, своей «тачкой». А то и двумя. А сколько жратвы, дотоле невиданной, появилось в дачных поселках! Сколько магазинчиков, лотков, киосков! Виданное ли дело — водку на даче можно купить в любое время суток!

Не нужно нас останавливать, когда мы едем на дачу. Особенно в этом году, особенно сейчас. Дайте нам отдохнуть, дайте окрепнуть, восстановиться. Плевать нам на кризис в правительстве! Нас не интересует международная обстановка! Не хотим предвыборной компании! Нам надо на дачу!

Там наш источник бодрости. Мы будем за вас голосовать. Мы будем жить судьбами мира, но после. Дайте належаться на траве, наесться шашлыков, наловить рыбешки, настроиться, намахаться топориком, надышаться черемухой, комариным зудом, цветами, отчетливыми звуками в теплой тишине, зеленью над головой. Политики, не трогайте нас. Мы едем на дачу!

Никто в мире так не отдыхает? Ну и ладно. Мы не хотим в этом году на Канары, мы не едем зимой в Куршавель кататься на лыжах. Мы хотим дачи по полной программе! В ней наше спасение и наша надежда…

<p>Глава седьмая</p><p>О Боге, о жизни, о сцене</p>

Нам порой не хватало времени наговориться, слишком уж коротким был маршрут наших прогулок. Мы не хотели расставаться, поэтому заходили в небольшой ресторанчик, расположенный в цоколе дома Андрея. В такое позднее время посетителей почти не было, и мы могли говорить, не опасаясь, что нам помешают. Говорили обо всем: о жизни, об актерском мастерстве, о Боге.

— Да, вот и я дожил до того времени, когда никому ничего не нужно доказывать, — говорил Андрей. — А когда-то доказывал, старался сыграть так, чтобы стать вровень со старшими коллегами, ловил взгляды Мастера, таял от похвальных слов. Теперь доказывать некому. Молюсь перед каждым выходом на сцену, прошу дать мне сил и разума. Молитвы нестандартные, я их придумал сам, но какая разница? Если бы спросили, кому именно я молюсь, ответил бы: какой-то не очень понятной мне самому высшей силе, которая ведет меня по жизни, не дает оступиться. То, что такая сила есть — доказано наукой…

В последний год жизни Андрей часто заговаривал о смысле жизни, о Боге, которого он осторожно именовал «высшей силой» — он говорил все это абсолютно искренне, ему невозможно было не верить. Этот вопрос сильно занимал его воображение: он читал соответствующую литературу, размышлял, как мучительно размышляет его литературный герой Кирилл из повести «Наполнение луной»:

«…Больше всего в последнее время Кирилл боялся ночных звонков телефона. Звонков в темноте. Сообщений о несчастьях. Изводился этим. Мучился, даже когда и поводов к ним не предвиделось.

Возвращался домой почти всегда поздно и потому наказывал людям звонить в полночный час и далее. Знал о своем мучении, но другого выхода не видел. Эти звонки становились первыми в наступающем дне. Они выскакивали впереди новой работы и новой усталости и радости. Они первыми сообщали все и узнавали тоже первыми, при том, что весть сама по себе могла быть и запоздалой… Когда предчувствие вести становилось нестерпимым, он начинал думать о физике этих звонков, об их мистическом полете во времени…

Кто-то, кому нужен ты, из ниоткуда (ты же не можешь проверить, где он) нажал на кнопки, повернул диск… И что? Что дальше?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии