Прогулки по Парижу. Левый берег и острова

Я спустился во двор, прошел мимо кокетливых бедняцких домиков «Маленького Эльзаса» и вышел на улицу Да- вьель. Здесь в доме № 6 размещалась между войнами ассоциация земств городов России, насчитывавшая больше ста членов. Председательствовал в ней знаменитый эсер, бывший председатель Крестьянского союза и бывший министр Временного правительства Николай Авксентьев. Комитет Земгора был создан в 1921 году для оказания помощи беженцам из России. Позднее он сосредоточил свои усилия на помощи русскому школьному образованию. В 1929/30 году он поддерживал материально 65 детских учебных и воспитательных заведений (школ, интернатов, сиротских домов, детских садов). На его попечении, целиком или частично, находились две с половиной тысячи детей, из которых 750 жили в интернатах. Русские организации и комитеты озабочены были не только тем, чтобы помочь детям получить пищу, кров и образование, но и тем, чтобы сохранить у них память о России. Как это ни печально, последующие волны русской эмиграции (и вторая, и третья) полностью освободили себя от общественной деятельности, от хлопот о воспитании подрастающего поколения, от сбережения родного языка и культуры, целиком переложив все эти хлопоты на чужого дядю. Прошло совсем немного времени, и в семьях новых эмигрантов появились дети, не знающие русского. Легко догадаться, что беспечные родители ничего от этого не выиграли. Наряду с падением культурного уровня среди молодежи это привело и к углублению разрыва между поколениями. Гуляя по улице Давьель, близ былого Земгора, я вспоминал свои английские, американские, французские встречи с былыми московскими друзьями. Дети никогда не принимали участия в наших празднично-грустных встречах. Им была неинтересна непонятная российская жизнь. Им был непонятен или почти непонятен язык, на котором мы говорили. А мы ведь были еще не старыми, мы вспоминали свою воистину фантастическую молодость, шутили, смеялись. Дети смотрели на нас презрительно, завистливо или враждебно. Но винить нам было некого. Первая эмиграция приложила огромные усилия к тому, чтобы дать детям русское образование, чтобы сберечь у них интерес к родине. Чтобы пойти на подобные жертвы и совершить такой подвиг, нужно было иметь убеждения, высокий уровень духовности, любовь к родной стране и сокровищам ее культуры… Мы много раз часами печально толковали обо всем этом с друзьями-эмигрантами под неистовый крик включенного их детками телевизора, на экране которого какие-то гнусные идиоты убивали каких-то других идиотов, не менее, впрочем, гнусных…

Шоферская «Маленькая Россия» над бывшим ситроеновским гаражом.

Опечаленный воспоминаниями, навеянными шоферской «Маленькой Россией» и улицей Давьель, я вернулся на угол улицы Барро, пересек ее и пошел к западу, вверх по улице Бют-о-Кай. Маршрут оказался удачным. В нашем шумном, безжалостно разломанном и перестроенном, многоэтажном, хрущобно-модерновом XIII округе улица эта, неторопливо карабкавшаяся на холм того же названия, являла собой островок старины и спокойствия. Название холма – Перепелиный холм, Бют-о-кай – позволяло предположить, что еще не слишком (в масштабах новой истории) давно водились тут перепела и в свободный денек парижане приходили сюда поохотиться, а потом любители тишины стали строить себе тут небольшие, почти дачные дома, которые в нашу бодрую эпоху непременно были бы снесены, если б граждане не спохватились наконец, увидев, что их XIII округ и так уже весь перепахан и залит бетоном в счастливые времена Помпиду. Граждане стали сопротивляться, и вот остались нам в утешение улица Бют- о-Кай, того же названия холм, улица Пяти Алмазов, площадь Поля Верлена да площадь аббата Жоржа Энока – все тихое, деревенское, точно пришло из другого века и тут, к счастью, задержалось, замешкалось…

Больших событий, вроде рубки голов при помощи гильотины, вроде революции или других социальных потрясений, эти места не припомнят и не могут поставить себе в актив, хотя, впрочем, гордится Перепелиный холм славным, предреволюционным днем 21 ноября 1783 года, когда, к изумлению и восторгу людей впечатлительных, вдруг поднялся в небо с вершины этого скромного холма лазурного цвета воздушный шар, украшенный золотыми королевскими лилиями и знаками Зодиака и имевший на борту, точнее говоря, в корзине, отважного маркиза д'Арланда и Розье де Пилатра. За невиданным этим зрелищем наблюдали в безопасном отдалении, из замка де Мюэтт, что на западной оконечности города, Его Величество наследник- дофин и сам славный ученый (и будущий американский президент) Бенджамин Франклин. Когда же бесстрашные воздухоплаватели вернулись на грешную землю, жители предместья Сен-Марсель, набросившись на них, так обнимали их и тискали их в приступе энтузиазма и патриотического восторга, что герои уже не чаяли вырваться живыми, однако все же уцелели, только сюртук доблестного Розье де Пилатра оказался безнадежно испорчен.