Святая Евлалия — девица примерно двенадцати лет, чьи родители были богатыми гражданами римской Эметрии. Она жила во времена той прискорбной главы в истории мученичества при Диоклетиане, когда христиане совершали самоубийства в стремлении стать святыми. Они публично оскорбляли императора, богов и законы, пока городским властям, не желавшим того, но исчерпавшим терпение, не приходилось их казнить; и христиане шли на самую лютую смерть, распевая гимны. Позже церковь постановила, что эти люди, пусть бесстрашные и искренние в вере, все же недопустимо испытывали благосклонность небес. Юная Евлалия была полна решимости принять смерть и грубо обошлась с наместником, который пытался спасти ее от самой себя. Пруденций, испанец, живший в четвертом веке и писавший о мучениках, оставил в своем третьем «Венце» («Перистефанон») рассказ о ней. Описав попытку игемона утихомирить девочку, он говорит:
Евлалию сожгли заживо, и часовня, как считается, стоит на месте печи, в которой казнили девочку.
После нескольких дней жары я проснулся с головной болью и, чувствуя головокружение и чрезвычайную слабость, понял, что получил честно заслуженный солнечный удар. Слишком слабый, чтобы читать, я провалялся весь день в жаркой темной комнате в
Пухленькая юная горничная — я смутно опознал в ней девушку, которой улыбался на лестничных площадках, — вошла в мою жизнь с тарелкой супа. Чтобы не задеть ее чувства, я проковылял в ванную и вылил суп, как только она отвернулась; удача не покинула меня, когда горничная принесла бифштекс — поскольку в этот момент под окном случайно проходила собака, которой выпало стать самой довольной псиной в Испании. Я развеселился, заметив, как постепенно росло в девушке ощущение владычества, пока она взбивала мне подушку, разглаживала простыни — и обращалась со мной так, словно мне было от силы лет восемь. Типичная крестьянка с пышным бюстом, плотно сложенная, невысокого роста, прямая наследница тех женщин, что век за веком носили на головах кувшины с водой. Она не ходила, а скользила, как скользят женщины вдоль дорог Конго с невообразимых размеров корзинами на головах. Она не была красавицей, но обладала грацией и спокойствием своей нации. Также в ней присутствовала та уверенность в себе, которая приходит к женщинам в стране, где считается, что все они красивы. Меня, больного, насмешило, как большинство женщин любой национальности радуются возможности опекать беспомощного мужчину. Когда мне стало лучше, горничная привела свою подругу посмотреть на «американо» — я был слишком изможден, чтобы возражать, — которого она своими заботами вернула к жизни; и восхитительно было наблюдать, как они болтают, так быстро, что я не поспевал за ними. Затем медленно, словно маленькому ребенку, они рассказали мне о новостях