Сколько меня ни предупреждали, что такси должно быть только казенное, лицензированное, с белой светящейся панелью на крыше и т. д., все равно я попал в лапы халтурщика, который, как только тронулись, так и начал решать по мобильнику (разумеется, по-арабски) все свои неотложные новоарабские дела. После виляния по переулочкам выкатились на мост, где он остановился под фонарем, чтобы начать изучать свой толстый атлас Лондона. Я ему говорю: «Да ведь это никак Westminster Bridge» (полагая, что с вокзала Ватерлоо вроде бы естественнее попасть на мост Ватерлоо). «Еще бы не Westminster, – он мне отвечает, – когда вот он стоит Big Ben». Но тут по мобильнику выяснилось, что мы сперва поедем не к Марго, а в магазинчик его брата, где в данную секунду происходит что-то намного более важное. После визита к брату он полностью запутался в улицах, и пришлось уже мне разбираться в его атласе. В завершение содрал вдвадорога, ни во что мне не засчитав ни мою штурманскую работу, ни мое сочувствие к проблемам его брата.
Первое утро в Лондоне: проснулся в доме у Марго, выглянул в окно и что же? – густой сплошной лондонский туман. (Но часа через три совершенно рассеялся и даже вышло солнце.)
Полдня гуляния по городу и катания на вторых этажах хрестоматийных красных автобусов. Лондонская шутка континентальному пассажиру, который подходит к машине справа, приятно удовлетворяющая уже готовое ожидание тонкого английского юмора (как вскоре выяснилось, абсолютно штампованная): «Вы хотите править моим автомобилем, сэр?» И один раз у самого Вестминстерского аббатства я таки спокойно пошел наперерез быстрой машине, полной спиной к ней, носом влево (в Лондоне зеленого света особенно не ждут, не Германия). Во всех туристских местах, правда, на мостовой огромными буквами написано Look right, Look left, но кто же читает. После этого всякий раз уже вертел головой во все четыре стороны (первый признак приезжего, как мне объяснили).
А к 5 часам Марго везет меня (взявши, надо сказать, изряднейший запас времени) на вокзал Кингс Кросс, чтобы отправить в Кембридж. На вокзале порядочная неразбериха, за 15, потом за 10, потом за 7 минут до отхода поезда платформа еще не объявлена. Мне что – я в Англии, что в Англии может случиться неправильного? А вот Марго почему-то нервничает: «Ты постой здесь, никуда не уходи, а я еще схожу, попробую узнать. После тэтчеровской приватизации железных дорог здесь уже ничего нельзя понять и ни на что нельзя твердо рассчитывать». Между тем толпа перед стендом сгущается и начинает тоже заметно нервничать. За 4 минуты до отхода объявляют платформу и толпа бросается вперед, толкаясь и с пробежками, уже совершенно как в российской глубинке. Но поезда на перроне еще нет. Минуты через три все-таки приходит. Сажусь, и Марго с видимым облегчением машет мне рукой и уходит. Нахожу себе место, взволакиваю сумку наверх и тут слышу по радио – непостижимо, как удалось понять сквозь вокзальный гвалт: «От этого поезда пойдут только первые четыре вагона». А я примерно в восьмом. Не поверил бы своим ушам, но тут люди вокруг начинают вскакивать и выбегать из вагона. Выбегаю со всеми – и к передним вагонам. И тут двери плавно закрываются. И поезд тихонечко трогается. Огромная толпа осталась на перроне. Большинство стоит в законопослушном смирении; но кто-то все же вскрикивает и даже свистит (ощущение – не знаю, верное ли, – что это в основном люди не англосаксонского вида). Успеваю отчетливо представить себе, как встречающий меня Саймон Франклин недоуменно звонит Марго и та говорит ему, что под присягой может подтвердить, что я сел в этот поезд. Но вот вдруг поезд замедляет ход, останавливается – и открывает двери. На то, что после этого четыре вагона забиваются до отказа, роптать уже никому в голову не приходит.
Почти весь Кембридж – это такие себе крепости-монастыри и парки. Крепости-монастыри – это и есть колледжи. Каждый колледж – замкнутый мир со своей «часовней» (chapel), холлом-рефекторией, палатой магистра, надвратными башнями и проч. «Часовня» King's College – одна из красивейших церквей Англии, размером эдак с половину лондонского St Paul's. Баснословные, неправдоподобные по чистоте, ровности и цвету английские газоны (lawns). Право ходить по ним – драгоценная привилегия fellows. Все хотелось увидеть, как их подстригают. Удалось только один раз – уже в Оксфорде. Но англичане говорят: да в феврале какие же это lawns! Разве настоящие lawns – те, что летом и осенью, – бывают такие косматые и неухоженные! Посмотрите только, какая сейчас трава длиннющая! (Она сантиметра четыре.) Зимой ведь земля размякает, их и подстричь-то как следует невозможно.
И везде на стенах высеченные в камне списки аббатов, настоятелей, ректоров, магистров… – первый всегда тысяча двести какого-нибудь года, последний – сегодняшний. Все-таки хорошо, когда остров.