Читаем Прогулки по Европе полностью

19 апреля 1995, среда. Дорога домой.

Прекрасный тихий вечер в Венеции. Сидим с Ремо Факкани в Bar della Stazione, и он задает мне свои последние вопросы. Сажает меня в вагон Венеция-Москва. И в самом деле, без посторонней помощи я сесть бы уже не смог: добавились чемоданчик, рюкзак и, разумеется, Ремово яйцо – шоколадное пасхальное яйцо размером в футбольный мяч для гайдуковских детей. Проводники говорят, что в Венгрии забастовка – возможно, не проедем. В 21.22 отправление.

В Вилла Опичина пограничник суров: «Почему нет штампа въезда?» Отвечаю: «Потому что в Домодоссоле (на границе с Швейцарией, откуда я въехал) ваши колллеги не такие старательные, как вы». Некоторое время изображали неумолимость; но итальянцы не французы – после спектакля отпустили.

В 2 часа ночи въезжаем в Словению. Сежана. Словенский пограничник с каменной физиономией молча забрал паспорт, вышел из вагона и двинулся куда-то в темноту в сторону от станции. Идет в какую-то домушку метрах в двухстах от поезда, где среди полного мрака чуть-чуть светятся окна. Идти за ним или ждать? Стоянка поезда 14 минут, из которых часть уже прошла. Решаюсь идти к домушке и пытаюсь войти. Рявкают: «Не входить!» Около домушки десяток таких же, как я, – русских и украинцев. Их разговоры убивают: «Да, теперь у них так. Когда я сюда ехал, у меня поезд ушел. У них здесь часто остаются». Осознаю, что если поезд уйдет, то у меня уедут не только вещи, но и лекарства. А они, похоже, нужны уже немедленно. Однако же вынесли паспорта все же на полминуты раньше, чем поезд пошел.

Утром в четверг мы уже в Копривнице, на хорватско-венгерской границе (для Хорватии, по счастью, пока еще визы не нужно). Слух подтверждается: в Венгрии действительно железнодорожная забастовка. В вагоне всего три-четыре человека, среди них полухорватка Ясна, которая везет мать-украинку на родину в Киев после 33 лет жизни в Истрии. Пошли втроем в город, обменяли десять долларов на куны. Выручает лишь помощь Ясны, потому что везде всё шаляй-валяй: обменщица денег «ушла на базу», телефон не работает, кода для звонка за границу никто не знает. В Копривнице боев не было, так что следов войны не видно. К ночи поезд двинулся назад – в Загреб. С большим трудом проводнику удалось добиться, чтобы вагон отцепили, а не отгоняли дальше в Венецию (для меня бы это означало выброс с вещами из вагона на итальянской границе, поскольку итальянская виза у меня однократная).

В пятницу проснулся: все еще Загреб. Забастовка в Венгрии продолжается. «До какого же срока они бастуют?» Отвечают: «До победы». Сперва никто не решается отлучаться от поезда: ведь в любую минуту могут объявить отправление. Но постепенно все к этой оседлости привыкают и начинают гулять по городу.

В загребском соборе чуть ли не по всему периметру парадная глаголическая надпись огромными буквами, правда, явно не древняя. Конфигурации букв непривычные, угловатые. Списал всю надпись, чтобы точнее разобрать на досуге. (Вечером показал ее Ясне, но она оказалась не очень в этом сильна.)

Жарко: 27°. Город полон гуляющих, наслаждающихся преждевременным летом. Стиль жарких южных городов: дефилировать, показывая себя. Фонтаны, переполненные кафе, южный кайф. Война не чувствуется, разве что много попадается солдат в камуфляже. Заголовок в газете: «Бояться ли ракетного удара по Загребу, который обещает Караджич?»

(Как я узнал потом из газет, удар, правда, не ракетный, а артиллерийский, по Загребу, причем именно по району вокзала, произошел через четыре дня после этого.)

Наш вагон все-таки угоняют в Венецию. Но удалось переселиться в другой вагон, такой же неподвижный: Загреб-Москва. Здесь уже есть и свои жители, например, четверо парней из украинских «голубых касок», которые получили отпуск на десять дней, чтобы из района боевых действий съездить на родину на Украину. Ребята лет восемнадцати-двадцати, нанялись добровольно: им платят сколько-то долларов – вещь для Украины невероятная. Нервные, малость приблатненные, разговор уже свой, на военном жаргоне, то и дело слышно «муслики» (это явно их противник – мусульмане). Есть русская парикмахерша, живущая здесь, в Загребе. Когда выяснилось, что поезд стоит на месте, к ней пришел муж с двумя детьми – забирать ее домой. Но ей уже настолько понравилась здешняя компания, что она все семейство отправила обратно, а сама осталась.

Три дамы из каких-то московских институтов возмущаются; они решают идти просить помощи в российское консульство. Через какое-то время возвращаются – с видом побитых собак, глядя в землю и отмалчиваясь. Их встретили так: «Предъявите документы!» А дальше: «Ах, подумайте, вы живете в вагоне, у вас, видите ли, кончились деньги и продукты! Ничем помочь вам не можем, у нас своих забот хватает. И вообще, в этих поездах в основном проститутки ездят».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии