Читаем Прогулки по Европе полностью

Слушатели стали по очереди вставать и рассказывать о себе. С каждым следующим Рену явно все более огорчался: оказалось, что ни один из его слушателей не собирался стать индологом. Он услышал, в частности, следующее. Дама из Нанси, будучи преподавательницей классических языков, хотела расширить свой профессиональный кругозор. Индусу, приехавшему из Индии в Париж специально для того, чтобы поучиться у великого Рену, эти занятия необходимы для укрепления его религиозных размышлений. Литературоведу из Женевы этот курс должен помочь лучше понять творчество изучаемого им писателя Руссо («о, разумеется, не навязшего у всех в зубах Жан-Жака, а его племянника!»). Мне, приехавшему из Москвы, ведийский язык нужен лишь для сравнительной грамматики индоевропейских языков.

На вопрос о профессии я ответил Рену: студент-лингвист. «Лингвист? – сказал он. – Не может быть!» Я был поражен: «Как? Почему?». – «Потому что вы хорошо говорите по-французски!». – «Так и что же?» – «Но лингвисты же не говорят на иностранных языках! Это же абсолютно разные способности. Мой великий учитель Антуан Мейе не мог говорить даже по-английски!»

Вечером я сказал Метейе: «Подумай, какая нелепость: Рену спросил, чем занимаются его слушатели, только когда все уже было кончено! Ведь он бы мог это спросить на первом же занятии, и тогда ему было бы легко учитывать наши реальные интересы». – «Как же ты не понимаешь! – ответил он мне. – Рену – человек деликатный. Ему ясно, что если бы он уже вначале побеседовал с вами, это создало бы узы между ним и вами. И тогда оказалось бы возможным, чтобы кто-нибудь из вас когда-нибудь пришел на его занятие не потому, что это ему интересно и нужно, а по причине этих уз – потому что неудобно не прийти. Разве ты не понимаешь, что самая мысль о такой возможности для него непереносима!»

<p>Июнь</p>

Суббота 8 июня. Кино (с Женевьевой Корреар, с которой мы вместе занимаемся баскским языком у Мартине): «Ninotchka» с Гретой Гарбо.

Воскресенье 9-е. Кино (с Женевьевой): «Les enfants du paradis» Марселя Карне.

Воскресенье 16-е. Метейе везет меня, Берсани и Риполля на Ламанш. На новом шоссе Париж-Мант мой Метейе выдает на своей не слишком сильной машине скорость 150 км/ч. Куда делась его всегдашняя мягкость! Но это другая жизнь! Здесь он супермен-лихач!

Летящая за окнами сплошная полоса зелени, завораживающий лик спидометра с застывшей у правого края стрелкой, ощущение собственной молодости, ощущение заграницы – все сливается в какую-то неправдоподобно счастливую нереальность, ощущение кульминации жизни…

Руан – остановка: интеллигентно идем в музей Жанны д'Арк.

Выезжаем дальше на запад. Дорога стала намного уже. После одного из поворотов замечаем впереди новенькую Dauphine; в ней четыре девицы. Для моих соучеников женщина за рулем, хотя это уже перестало быть в Париже совершенной диковиной, – всё еще сильный раздражитель, некоторый нонсенс, который требует как минимум немедленного остроумия. В Париже, попав в затор, водитель почти обязательно должен произнести сакраментальную фразу: «Certes quelque part une femme au volant!» (наверняка где-нибудь женщина за рулем). А тут полная машина девиц! Надо непременно догнать! Метейе поддает газу – но что же? Dauphine поддает газу не хуже нашего и легко отрывается от нас! Это уже серьезно. Начинается основательная гонка по довольно узкой дороге с часто попадающимися деревнями. И Dauphine, увы, несомненно мощнее. Пролетаем десятки километров – успеха нет. Отрыв начинает расти. Атмосфера в нашей машине тяжелеет. Острословие как-то увядает. Но вот после одного из поворотов прямо перед нами ресторан. «Это прекрасный ресторан, я его знаю, – кричит Метейе и резко тормозит, – здесь и только здесь мы должны немедленно перекусить!» Всеобщий энтузиазм: все согласны, что терпеть без перекуса нельзя больше ни минуты.

Расслабившись и слегка заживив рану, едем дальше. И вот показалось море. «Thalassa! Thalassa!» – кричат мои высокогуманитарные спутники. Трувиль. Море хмурое, солнца нет. Пляж пустоват: холодно, почти никто не купается. На стоянке замечаем и нашу обидчицу Dauphine. Но никому не хочется даже и смотреть в ее сторону.

Понедельник 17 июня. На семинаре Мартине разбирает два моих сочинения: про фонологическую систему моего Метейе и про произношение в нормандской деревне (он получил их от Женевьевы).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии